"Д.С.Мережковский. Христос и Антихрист (трилогия)" - читать интересную книгу автора

в поэме "Старинные октавы", которую жена Мережковского, поэт
и критик з. Н. Гиппиус, недаром назвала впоследствии его луч-
шей автобиографией.

..Д. Мережковский. Автобиографическая заметка.-
кн. Русская литература XX в"". Под редакцией проф. С. А.
Венгерова, т. 1. М" IS15, стр. 2S3.
Впрочем, сами Мережковские не могли похвастаться гром-
кой родословной. Прадед писателя был войсковым старшиной на
Украине, в городе Глухове, а дед лишь в царствование импера-
тора Павла i приехал в Петербург и поступил "младшим чином"
в Измайловский полк. "Тогда-то, вероятно,- писал Дмитрий Сер-
геевич,- и переменил он свою малороссийскую фамилию Ме-
режки на русскую - Мережковский". В жилах бабушки текла
древняя кровь Курбских.

И все же происхождение, принадлежность к миру чиновничьей
касты (отец закончил службу в чине действительного тайного со-
ветника, что соответствовало 2-му классу табели о рангах: выше
был только канцлер), воспитание (3-я классическая гимназия, с
ее зубрежкой и муштровкой) как будто бы не предполагали появ-
ления "бунтаря", разрушителя традиционных нравственных и
эстетических канонов, одного из вождей нового направления в
литературе - символизма, критика имперских и церковных усто-
ев, книги которого арестовывались цензурой, а самого его едва
не отлучили от официальной церкви.

Драма "отцов" и "детей" обозначилась рано. В многодетной,
внешне благополучной семье Мережковский чувствовал себя оди-
ноким и несчастным, боялся и не любил отца. "У меня не было
школы, как не было семьи",- скажет он позднее. Юному Мереж-
ковскому навсегда запомнилось столкновение Сергея Ивановича,
потрясенного событиями 1 марта 1881 года - убийством "царя-
освободителя" народовольцами, со старшим сыном Константином
(будущим известным профессором зоологии и ботаники), который
оправдывал "извергов". Эта тяжелая ссора, длившаяся несколько
лет, в конечном итоге свела в могилу обожавшую детей мать.

Сумеречные фантазии и мечты, обуревавшие Мережковского-
ребенка, были как бы дальним предвестием эсхатологических
позднейших исканий, тяги к "бездне" и "мгле".

Познал я негу безотчетных грез,
Познал и грусть,-чуть вышел из пеленок.
Рождало все мучительный вопрос
В душе моей; запуганный ребенок,
Всегда один, в холодном доме рос
Я без любви, угрюмый как волчонок,
Боясь лица и голоса людей,
Дичился братьев, бегал от гостей...