"Абрахам Меррит, Ханнес Бок. Чёрное колесо " - читать интересную книгу автора

Ураган трепал нас тридцать восемь часов. Иногда наступали краткие
периоды затишья, которые были еще хуже грохота бури: это был покой смерти.
Но потом ветры снова обрушивались на эти кусочки тишины, и они исчезали. На
краткие мгновения море разглаживалось, как будто тут ступала нога архангела
глубин, чей кулак ударил нас... а после оттуда начинали бить гейзеры пенной
воды, и их немедленно захлестывали волны.
И все время этот сводящий с ума гул, вой ветра и свистящие удары волн.
Тридцать восемь часов - и ураган кончился так же внезапно, как и
начался. Но перед этим нанес нам последний, самый тяжелый удар.
Большинство из нас отупело и впало в летаргию от непрерывного гула,
яростного движения и ожидания смерти, но Бенсон ни на мгновение не
переставал бороться за жизнь корабля, как, должно быть, много раз делал его
предок старый капитан Бенсон.
Я слышал крики с кормы. "Сьюзан Энн" развернулась и качалась в
седловине меж волнами.
Неожиданно мне пришло в голову, что ураган мог послужить катализатором,
которого опасался Кертсон, и что Бенсон слишком долго носил умственную
маску. Испытанное им напряжение могло окончательно высвободить ту личность,
которой он так старательно подражал, и которая помогала ему убегать от
реальности. Он мог утратить контроль и исчезнуть навсегда. Что, если ураган
изменил его? С беспокойством я подумал о такой возможности. И мои опасения
лишь усилились от слов Мактига.
Было утро второго дня урагана. Мактиг добрался до передней надстройки,
измученный и промокший.
- Я думаю, Джим нас вытащит, - сказал он. - И гадаю - может, для него
лучше будет не делать этого.
- Странные вещи вы говорите, Майк.
- Не прикидывайтесь глупцом. Вы не хуже меня понимаете, о чем я говорю.
У руля слишком мало Большого Джима и слишком много старого капитана.
Я сказал с уверенностью, которой не испытывал:
- Ерунда. Опасность минует, и Большой Джим снова станет Большим Джимом.
Он покачал головой.
- Может быть... а может, и нет. Пен тоже обеспокоена.
Я сказал:
- Тоже - ерунда. На ней сказывается напряжение. Оно на всех нас
сказывается. Как ведет себя Чедвик? Я его не видел.
Мактиг улыбнулся.
- Слишком хорошо. Я его ненавижу, но вынужден признать, что в нем есть
кое-что.
И с этими словами он вышел.
Если Пен и беспокоилась за отца, мне она этого не говорила. Она
помогала мне - море больше никого не отняло у нас, но почти у всех были
ушибы и небольшие раны. Пен была рядом, спокойная, ясноглазая, сочувствующая
и бесстрастная. Сватловы, оба, чуть не умерли от страха и были совершенно
бесполезны; Бурилов - тоже: он напился до беспамятства, поглощая коньяк
бутылками.
Больше всего меня удивило, как реагировала на опасность леди
Фитц-Ментон. Она цеплялась за надежду с чувством, которое я могу определить
только как страстное самообладание. Временами отступая в убежище своей веры,
она вновь появлялась оттуда, как жрица, с формулами молитв и бесконечной