"Виктор Меньшов. Храм Василия Блаженного" - читать интересную книгу автора

дому. Уже уходя, он оглянулся. Отец сделал блаженное лицо, подставляя его
солнцу.
- Ты пересел бы, что ли, батя, - посоветовал Сергей.
- А тут что - занято? - съехидничал отец.
- Да нет, свободно. Сиди, если нравится. Только коровы тут гуляют.
- А я им что - мешаю? Да и нет никаких коров.
- Нет, - покорно согласился Сергей. - Но были. Были и оставили
вещественные доказательства своего пребывания.
Тарас Миронович подскочил, оглядел многострадальные галифе, шепотом
выругался и широким шагом пошел домой, не обращая уже ни на что внимания,
даже фуражку в траве оставил.
Сергей поднял фуражку и сказал Григорию:
- Пойдем, брат. Боюсь, что дома нам будет мучительно больно. И
почему-то мне кажется, что тебе - особенно.
Он повел Григория домой, сочувственно обнимая его за согнутые
тяжелыми предчувствиями плечи. Шли они домой долго. Часто останавливались,
перекуривали. Когда же вошли под крышу дома своего, увидели выходившего из
ванной отца: свежевыбритого, пахнущего одеколоном, земляничным мылом и
легким, едва уловимым ароматом коньяка, единственным напитком из разряда
спиртного, который отец себе изредка позволял.
Порции спиртного, которые он принимал, даже чисто символическими
можно было назвать только с большой натяжкой. Он вообще не только презирал
пьянство, как явление, но и люто его ненавидел. Были у него на это свои
личные причины. Одна - зажившая, оставшаяся под самым сердцем, страшным
уродливым шрамом, а другая - в самом сердце - незаживающая.

Участковый

Тарас Миронович прошел к тахте и с наслаждением вытянулся на ней,
подставляя большое тело свежему ветерку из окошка, как кот щурясь от
наслаждения.
На кухне, над газовой плитой, сохла уже выстиранная форма, а под
вешалкой в прихожей стояли вымытые и уже начищенные до яростного блеска
сапоги.
Он лежал, посвистывая, словно не замечая топчущихся у порога сыновей,
глядя куда-то в другую сторону.
Сергей проследил его взгляд, который застыл на светлом пятне на
старых обоях, которые давно пора бы было поменять, да все что-то никак рука
не поднималась.
Пятно это осталось от старой фотографии. Сняли со стены ее давно, но
человека, который был на этой фотографии, помнили всегда. Помнили, но вслух
никогда не вспоминали.
Это была жена Тараса Мироновича, мать Сергея и Григория.
Красавица, выдумщица, хохотушка и заводила. Очень они любили друг
друга. От такой красивой любви и дети родились красавцами. На загляденье. И
жили супруги душа в душу, всем на зависть. Дети уже в школу ходили, а
родители все еще влюблены были, как молодожены.
Тараса Мироновича отправили на долгую учебу. Жена осталась одна.
Сыновья в школе, по дому с работой она справлялась споро, все делала
играючи, вот только одной оставаться непривычно. Скучно. В поселке и пойти