"Виктор Меньшов. Храм Василия Блаженного" - читать интересную книгу автора

- Вот спасибо, сынок! Может, ты меня в носовой платок поймаешь? -
совсем рассвирепел отец. - Бинокль, дурьи головы, на китель ловите. Не
поймаете - спущусь, ноги выдерну! Если, конечно, спущусь.
Это он уже себе под нос, не слышно, снимая с шеи бинокль, с трудом
удерживаясь на одной руке.
- Готово, батя! Натянули! Бросай!
- Ты его прямо отпусти - и все!
- Оп-па! Поймали! Цел бинокль!
- Ну, хотя бы бинокль цел. И почему я не птица?! Ребятишек от дерева
уберите подальше. Сорвусь если, - расплющу!
- Держись, отец!
- Я что - акробат, что ли, столько висеть? Посмотрите лучше, что там,
под горкой, в том месте, где я вишу, куда мне лететь...
- Ручей там, батя!
- Ручей - это хорошо...
- Не! Ты туда не прыгай! Там по склону овражка до самого ручья на
дне - чертополох, да малина с шиповником!
- Хорошо, сынки! Спасибо за заботу, ласковые вы мои! Я вверх прыгну.
Или стороной облечу... Ох, сейчас отпущу!
- Пацаны! Быстро все в сторону! - распорядился Григорий. - И уши
закройте!
- Уши-то зачем? - поинтересовался Сергей.
- Ты что, отца не знаешь? Он же не только падать будет, он еще и
слова всякие... нехорошие, говорить будет.
Отпусаюууууу! / звук свободного полета /. Мать! Мать
Мать!-ать-ать-ать.../склон и шиповник/. Оп-оп-оп-оп! / не совсем так, но
фонетически близко: это чертополох и ручей/.
- Батя! - заорали, свесившись в овражек, обеспокоенные сыновья. -
Вылезай! Мы поддержим!
- Спасибо, сынки! Вы меня уже поддержали!
Охая и пыхтя, как паровоз, Тарас Миронович долго и упорно карабкался
по скользкому и заросшему всякой колючкой склону. Лез он долго, склон был
крутой. Наконец над краем овражка показалась голова участкового, с
основательно исцарапанным лицом.
- Руку! - выдохнула с трудом голова.
- Что, батя? - ласково спросил Григорий, наклоняя к нему заботливое
лицо.
- Ты что - издеваешься?! Руку, говорю, давай! Еле держусь!
Григорий с готовностью протянул отцу крепкую руку, все столпились
возле края, готовясь увидеть картину спасения доблестного участкового
любящим сыном.
Тарас Миронович с облегчением вздохнул, левой рукой продолжая
удерживаться за хилый кустик, правую протянул в сторону надежной ладони
сына.
И тут случилось страшное: Григория укусила оса. Она укусила его в
лоб. Прямо между бровей. От боли и неожиданности Григорий инстинктивно
стукнул себя правой ладонью по месту укуса на лбу.
В это же самое мгновение правая рука его отца вместо надежной и
такой, казалось, близкой ладони сына поймала пустоту. Ухватиться за что-то
другое он не успел: кустик, который удерживал его шаткое равновесие,