"Г.Мелвилл. Израиль Поттер: Пятьдесят лет его изгнания " - читать интересную книгу автора

ожидавших его бесконечных и тягостных лишений: краткие месяцы приключений и
странствий и сорок мертвящих лет нищеты. Куртка состояла из сплошных заплат.
И ни одна заплата не была похожа на другую, и ни одна не совпадала по цвету
с материей, из которой некогда была сшита куртка. Ветхие штаны зияли
прорехой на колене; у длинных шерстяных чулок был такой вид, будто им не раз
пришлось послужить на своем веку мишенью. Израиль, казалось, во мгновение
ока превратился из молодого человека в дряхлого старца; ему можно было дать
теперь восемьдесят лет. Впрочем, впереди его ждала тяжкая, неизбывная беда,
а истинная старость приходит с бедой, постигает ли она человека в
восемнадцать лет или в восемьдесят. И для подобной судьбы наряд этот был
самым подходящим.
От своего нового приятеля-землекопа Израиль узнал прямую дорогу к
Лондону, до которого теперь оставалось около семидесяти пяти миль. Старик
сообщил ему, кроме того, что в округе полно солдат, усердно разыскивающих
дезертиров из армии и флота, потому что за их поимку полагалась награда,
точь-в-точь как в тогдашнем Массачусетсе - за каждого убитого медведя.
Взяв со старика клятву ничего не говорить, если у него вдруг начнут
выспрашивать, не встречал ли он такого вот человека, наш искатель
приключений бодро зашагал дальше, немного повеселев, так как после
переодевания он почувствовал себя в сравнительной безопасности.
За этот день Израиль прошел тридцать миль. Ночью он забрался в сарай,
рассчитывая устроить себе постель из сена или соломы. Но была весна, и в
сарае не осталось ни клочка сена. Пошарив в темноте, он обрадовался, что
наткнулся хотя бы на недубленую овчину. Замерзший, голодный, усталый Израиль
то и дело просыпался от боли в стертых ногах и мечтал только об одном -
чтобы скорее настало утро.
Едва в щели просочился рассвет, как он снова отправился в путь. Завидев
впереди довольно большую деревню, Израиль, чтобы усыпить возможные
подозрения, соорудил себе клюку и побрел по улице, старательно притворяясь
хромым. За ним немедленно увязалась назойливая собачонка и провожала его до
конца деревни, злобно тявкая. Израилю очень хотелось огреть ее клюкой, но он
рассудил, что бедному старому калеке такая вспыльчивость не к лицу.
Через две-три мили показалась новая деревня. Когда он, по-прежнему
хромая, брел по ее главной улице, его вдруг остановил настоящий калека, тоже
одетый в лохмотья, и сочувственно спросил, почему он стал колченогим.
- Костоеда, - объяснил Израиль.
- Вот и у меня та же болесть, - просипел калека. - Да только ты
хромаешь пожалуй что и посильнее моего, - с печальным удовольствием добавил
он, оценив критическим оком хромоту Израиля, когда тот поспешно заковылял
прочь. - Да погоди, приятель, куда это ты торопишься?
- В Лондон, - ответил Израиль, оборачиваясь и от души желая, чтобы
старик очутился где-нибудь подальше.
- Так на одной ноге и поскачешь до самого Лондона? Ну что же, помогай
тебе бог.
- И вам тоже, сэр, - вежливо ответил Израиль.
В самом конце деревни счастье ему улыбнулось: из проулка на большую
дорогу выехал громоздкий фургон и повернул в сторону Лондона. Израиль тут же
принимается хромать самым жалостным образом и смиренно просит возницу
подвезти несчастного калеку. Он забирается в фургон; но проходит не так уж
много времени, и, обнаружив, что слоноподобные битюги шагают с томительной