"Агоп Мелконян. Мортилия" - читать интересную книгу автора

- А этот Рене еще летает?
- Да, на днях я встретил его фамилию в газете.
От молний небо пошло трещинами, вот-вот лопнет вконец, словно черная
кожа, натянутая на барабан исполина. Если выйдешь под дождь, попадешь в
круговерть, вода поглотит тебя, как когда-то Джека - сначала нос, испуганные
глаза, кончики ушей - и все. Ветер нагло лезет во все щели, свистит и воет,
будто это уже не дом, а рог, в который дует исполин. И надо же этой хрупкой
Розалине с ее желтой козявкой тащить за собой столько воды и ветра и еще
этого трубящего исполина. Как только это у них получается?... А так она
добрая, черт подери, да еще жизнерадостная, ноги, как у кузнечика, и улыбка
ласковая, как небо, прямо кажется, что все мужчины, сколько их есть, любят
ее и шепчут ей на ухо слова нежности. Раньше она тайком целовалась с
Альфредом, ложилась на траву там, за кустами, и подзывала его, манила,
расстегивала куртку, чтобы крепче прижаться к нему и целовала, будто в
последний раз - неистово, исступленно; а потом их как-то застала Антония,
устроила истерику, наговорила миллион нелепостей, но это история давнишняя,
чего уж теперь вспоминать. Сейчас он только издали машет ей рукой, и
Розалина тоже машет ему издали ("Чао, Альфред, до следующей среды"), и это
встречное движение воздуха - не шифрованное послание, а просто знак того,
что они живы, как живы и их желания. Однако в среду, в полдень, Антония
неизменно стоит у широкого окна гостиной, спрятавшись за портьерой - она не
выносит расхлябанности, она вся - олицетворение строгости. "Чао, Альфред, до
следующей среды" - и жизнь на ножках кузнечика уходит к любви всех мужчин,
которые есть на свете, и которые будут шептать ей на ухо ласковые слова.


Господин Секретарь,
Вам, наверное, покажется, что я преувеличиваю. Особенно
если Вы не сочтете за труд ознакомиться со справкой, лежащей в
моем личном деле. Там написано, что я неизлечимо болен, что у
меня "глубокая регрессия мозга". Но я болен столь же тяжело,
как и Вы, как и все остальные единицы заплывшей жиром
человеческой массы. Наша болезнь - самовлюбленность и
пресыщенность.
Что же такое сейчас - человечество, господин Секретарь?
Это гигантская колония супербактерий, осуществляющая лишь одну
функцию - метаболизм. Она поглощает, перерабатывает, извергает.
Она ест, переваривает - и выделяет. В круговороте биомассы она
играет роль перерабатывающей машины с незначительным
коэффициентом полезного действия, которой в награду полагается
подкожный жир.
Еще одно назначение этой массы - самовоспроизводство,
создание СЕБЕПОДОБНЫХ.
Вам, должно быть, известен закон биологического насыщения;
когда популяция, занимающая определенную экологическую нишу,
чрезмерно разрастается, отдельные индивиды уже не могут
развиваться свободно. И приходит время роковых событий. Это
время настало, господин Секретарь.
Вероятно, Вы упрекнете меня в стремлении к обобщениям,
тогда как во многих странах ситуация иная. Но в моей Америке