"Агоп Мелконян. Поцелуй Джульетты" - читать интересную книгу автора

разжигает камин, и только тогда ее голос нарушает тишину:
- Расскажи что-нибудь, Альфред.
Теперь уже все - живые и мертвые, населяющие этот дом, знают,
что сегодня - среда, а значит идет дождь, и на этих широтах стрелки часов
показывают семь.
- Там, где я был, не бывает дождей...
Подавшись вперед, Антония распускает волосы, и в ее широко
открытых глазах пляшут огненные зайчики. Как-то осторожно и очень тихо
она говорит:
- Ты никогда не рассказываешь, как было т а м. Почему?
"Знаю, Альфред, все знаю. Я даже очень хорошо понимаю тебя: трудно
звездному волку свыкнуться с бездействием, сидеть у камина или бродить по
парку с садовыми ножницами, но свое дело ты сделал, принеся Фонду немало
пользы, и теперь он воздает тебе по заслугам. Ведь ты заслужил спокойную,
безбедную жизнь" - сказал тогда Фанг Чжао, щуря и без того узкие щелочки
глаз...
- Ты же знаешь, Антония, я неважный рассказчик. Вот был среди нас
один классный парень - навигатор Рене, он даже стихи писал... Он бы точно
смог... Отменный был рассказчик!
"Ладно, теперь проваливай! - крикнул тогда Фанг Чжао. - И скажи
еще спасибо, что все списали на несчастный случай, а то фигушки чего
ты получил бы! Мы не обязаны содержать чокнутых, ясно?.."
- А этот Рене еще летает?
- Да, недавно я увидел его имя в газете.
Темное, тяжелое небо раскроила надвое молния, потом полыхнула еще
одна - ветвистая. Если выйти на улицу, туда, под дождь, обязательно
попадешь в мокрую круговерть, вода поглотит тебя, как некогда Джека -
сначала нос, испуганные глаза, кончики ушей - и все. Нахальный ветер
рвется во все щели, свистит и завывает, будто неведомый исполин раздувает
дом, подобно мехам. И как только эта субтильная Розалина умудряется
притащить за собой столько воды, ветра, да еще этого трубящего
исполина!.. Вообще-то она добрая, черт ее побери, жизнерадостная такая,
а ножки у нее легкие и быстрые, как у кузнечика, и улыбка такая
счастливая и ласковая, словно все мужчины планеты обожают ее и шепчут
на ушко всякие нежные слова. Несколько раз она даже тайком
целовалась с Альфредом, ложилась на траву за раскидистыми кустами и
подзывала его, манила, расстегивала курточку, выпрастывая наружу
крепкие спелые груди, чтобы руки Альфреда могли оценить эту спелую
красоту, чтобы быть ближе к нему; и каждый раз целовалась она, будто в
последний раз - открыто, иступлено как-то; но однажды идилия
оборвалась - их застала Антония. М-да, в тот раз она устроила бурную
истерику, наговорив кучу нелепостей... Впрочем, история давнишняя, что
толку вспоминать. Теперь он только издали машет ей рукой, и Розалина
тоже машет ему издали ("Чао, Альфред, до следующей среды!"); в
этом не кроются никакие тайные коды-послания, всего лишь знак того,
что они живы и живы их желания. И все равно, в среду, ровно в
полдень, Антония неизменно начеку: стоит у широкого окна гостиной,
спрятавшись за портьерой.
Она презирает распущенность Розалины, сама же - олицетворение
материнской строгости. "Чао, Альфред! До следующей среды" - и