"Иван Мележ. Дыхание грозы ("Полесская хроника" #2)" - читать интересную книгу автора

Тогда подошел к Ганне отец, участливо склонился:
- Ганно...
Она снова стала безвольная - немо, неподвижно смотрела, как положили
крышку, которая скрыла, навсегда отделила от нее родное лицо.
Когда отец прибил крышку гвоздями, старый Глушак подсунул под гроб с
двух сторон веревки. Старик и Степан начали опускать на веревках гроб в
яму.
- Опускай! Опускай! - сипел Степану, испуганному, нерасторопному,
старик. - Или заснул!..
С края ямы шуршал, осыпался песок. Когда гроб стал на дно, Степан
замешкался, не зная, что делать с веревкой, - старик недовольно буркнул,
чтобы отпустил ее; аккуратно, деловито смотал...
- Кинь горстку на гроб! - шепнула Ганне мачеха, и она взяла комочек,
безвольно, обессиленно выпустила из горсти.
Услышала, как гулко стукнуло, отступила и вдруг тихо, беспомощно осела
на землю. Едва не упала: с трудом смогла удержаться. Отец заметил, что ей
плохо, стал рядом, положил руку на плечо, будто успокаивал, поддерживал
ее. Стукали, стукали комья, сначала - глубоко, гулко, потом - мягче. Евхим
бросил несколько горстей; Степан ухватил лопату, что торчала в стороне, -
как бы торопясь кончить все, начал сыпать землю на гроб, быстро, без
передышки.
Вскоре на том месте, где была Верочка, горбилась только горка свежей
земли да торчал новый крест. Старый Глушак примял землю, подсыпал,
подровнял, перекрестился. Минуту постоял недвижно, потом глянул так, будто
дал понять:
вот и все, можно и возвращаться, помянуть покойницу. Покорно,
рассудительно промолвил:
- Бог дал - бог взял...
Он намеревался идти, когда Ганна вдруг поднялась, пронз-ая горячим,
сумасшедшим взглядом, шагнула к нему:
- Ето - вы! Вы!..
Глушак нельзя сказать чтоб сконфузился, но остановился.
Перекрестившись, терпеливо покачал сухонькой головою: очумела, дурная, -
сама не знает, что плетет!
Подскочила мачеха, хотела успокоить. Но Ганна слова не дала сказать ей,
полная обиды, боли, ненависти, гнева, которые душили ее, выдохнула снова
упорно, люто:
- Вы! Вы! Загубили донечку мою! Загубили!!!
Старик кольнул ее злым, острым взглядом. Горе горем, а надо знать, что
говоришь! Такую страхоту ни за что возвела!
Быть бы большой беде, если бы Глушачиха, минуту назад стоявшая над
могилкой со слезами, не заметила, как от акации, решительно, с угрозой,
двинулся к отцу Степан. Кинулась к сыну, уткнулась в грудь, удержала, -
едва удержала! Вовремя вмешалась в схватку и мачеха Чернушек: силой отвела
Ганну в сторону, ча акации. Заговорила ее.
Старого Халимона успокоил седенький рассудительный поп: взял Глушака за
локоть, примирительно, по-стариковски укротил:
- Не берите близко к сердцу, мало что скажет женщина в несчастье!
Он еще что-то смиренное говорил, ведя старика с кладбища. За попом и
Халимоном Глушачиха повела Степана.