"Александр Мееров. Поиск надо продолжать (Научно-фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

доходить до моего сознания. Я сосредоточил на них все свое внимание. Слова
открывали простой и ясный смысл процесса, который должен был привести к
изоляции биопространства, этот процесс впоследствии был назван эффектом
Кси. Однако в математическом обосновании не хватало главного звена. И тут
я увидел Петропавловского. Бородатый, громогласный, с веселыми, добрыми
глазами очень чистого человека, он был близко, совсем рядом со мной.
Большой, спокойный и радостный. Восторженный Кромов кричал, потрясая
листком отрывного календаря, что десятое июня 1941 года войдет в историю
как дата величайшего открытия. Артоболевский склонился над столом и не
отрывался от вычислений. Как только они были закончены, от веселости
Кромова не осталось следа. Отчаяние его было столь велико, что профессор
начал его утешать и призывать к терпению.
Ситуация была сложной: путь найден и путь недоступен. Все трое прекрасно
понимали, что уровень математических знаний еще не позволяет решить
задачу. Они, конечно, не могли знать, что она будет решена Кутшем лишь в
1953 году, и продолжали поиски. Они то отчаивались найти решение, то
окрылялись надеждой. Листки бумаги исписывались с необыкновенной
скоростью. Похоже было, что сам воздух насыщен чем-то таким, что придает
бодрость, делает ум особенно ясным, мысли отточенными, вселяет уверенность
и заставляет смело браться за решения, которые в другом случае
представлялись бы совершенно непосильными.
Прибор забыли отключить. Его мерный напевный стрекот ощущался постоянно,
но не мешал. От него не удавалось отвлечься ни на секунду. Казалось,
исчезни этот легкий вибрирующий звук, из лаборатории уйдет торжественная
творческая приподнятость. Листки бумаги летели в корзину один за другим.
То Юрий Александрович, то Кромов молча протягивали Артоболевскому свои
вычисления. Он их сверял с таблицей и отвергал. Зная уравнения Кутша, я
включился в это необычное математическое соревнование. Мой листок,
протянутый Артоболевскому, не произвел фурора. Он был воспринят как что-то
само собой разумеющееся, как закономерный итог коллективных усилий. Только
Юрий Александрович вскользь заметил, что на физмате толковые молодые
ребята. Он посмотрел на меня не то недоуменно, не то вопрошающе, очевидно,
не понимая, почему вдруг незнакомый человек очутился у него в лаборатории,
но не отвлекся от дела, продолжая вычисления.
Вскоре все было закончено. Вот тогда-то радость стала всеобщей и бурной.
Планы составлялись один заманчивей другого.
В июне, непременно уже в июне, нужно закончить переделку прибора, ввести
агрегаты изоляции биополя, а тогда можно и в отпуск! К морю, к солнцу.
Постройку большого аппарата с тремя каскадами усиления намечали выполнить
к концу года, а в будущем году создать комплексный усилитель... К Черному
морю? В отпуск в августе? Я ужаснулся, наблюдая их безмятежность, - ведь
22-го начнется война!..
В августе погибнет на фронте Артоболевский, немецким снарядом разорвет
Кромова. Вот здесь, в северной части флигеля. А Юрий Александрович, так и
не дождавшись Дня Победы, погибнет в заключении.
Хотелось как-то предупредить, крикнуть им, еще не ведающим, какая
надвигается гроза. Я устремился к Петропавловскому, но почему-то между
нами оказался огромный штатив с аппаратом Мюллера - Дейца. Я рванул его и
отшвырнул в сторону, расчищая себе путь. Послышался звон разбиваемого
стекла. В комнату вбежали две сотрудницы, случайно находившиеся в соседнем