"Юрий Медведько. Исповедь добровольного импотента" - читать интересную книгу автора

- На стационаре. Где ж еще, - дядя Софрон поскреб своими черными
ногтями украшенную татуировкой грудь.
Он работал кочегаром в котельной при онкологическом диспансере. Жил там
же - в кочегарке. Всю зарплату дядя Софрон тратил на крепленое вино. Получит
свои девяносто рублей и купит 42 бутылки "Лучистого" по 2 рубля 10 копеек
(цены 1983 г.). А на оставшиеся 1 рубль 40 копеек - 36 пачек махорки. Когда
его спрашивали, почему он так поступает, дядя Софрон отвечал:
- На бога надейся, а сам не плошай.
На пропитание и одежду дядя Софрон зарабатывал добрым словом.
Вот сидит он на скамеечке у своей кочегарки, посасывает "козью ножку".
Лето. По периметру усадьба диспансера засажена акацией. В центре небольшой
яблоневый сад: карлица "Титовка" с крепкими яблоками покрытыми фиолетовой
пылью; мощный, ветвистый "Шарапай" и стройная, как кипарис, "Уральская
наливная". Жарко, свиристят кузнечики. К дяде Софрону подсаживается недавно
поступивший больной. Он подавлен диагнозом и удручен тоскливым больничным
распорядком. Дядя Софрон внимательно выслушает его историю болезни,
обстоятельно расспросит, какие были сделаны анализы, их результаты, и,
наконец, высказывается:
- Ну, парень, твой случай нам известен. Это даже не случай, а так
статистика. Вот в прошлом годе был аналогичный, только хуже. Привезли к нам
мужика из Поликовки. Пластом лежит мужик. Ни есть, ни пить уже не просит.
Наш Главный подошел, очки надел - пульс слушает. А мужик шепчет: "Помираю,
мать вашу ети, прощайте". Главный пульс дослушал, руки сполоснул и отвечает:
"Придет срок, помрешь, а сейчас готовься к операции. Будем кромсать тебя по
всем правилам науки и техники". Через месяц мужик домой на мотоцикле укатил.
А ты как думал? Наш Главный - светило! Недавно этот мужик заезжал ко мне,
сальца свежего привез. Рожа спелая, в люльке здоровенная баба сиди, арбуз
кушает. Вот так-то, парень!
И ободренный больной становится другом дяди Софрона на всю оставшуюся
жизнь.
- Ты давай посикай да ложись, рано еще, - сказал дядя Софрон и вынул из
носка окурок.
За железной дверью послышались топот и крики:
- Стоять!..
- Да пусть побегает! Далеко не убежит!
Затем возня... И вдруг голос Пуди запел: "Протопи ты мне баньку
по-белому..."
Я вскочил, подбежал к железной двери и завопил:
- Пудя, я здесь!
Лязгнули запоры, дверь распахнулась, и чья-то рука выдернула меня из
камеры в яркий свет. Я зажмурился.
- Ты чего шумишь? - услышал я насмешливый голос и приоткрыл глаза.
Рядом стоял сержант милиции. Ворот его синей рубашки был расстегнут,
рукава засучены, во рту поблескивал золотой зуб.
- Тоже хочешь отведать? - вновь обратился ко мне сержант и резко
развернул.
На железной двери висел голый Пудя. Его руки и ноги были связаны за
спиной в единый пучок и подвешены на ручку двери. Белый и круглый живот
моего друга касался бетонного пола и мелко дрожал.
- Хочешь? - переспросил сержант.