"Юрий Медведев. Куда спешишь, муравей? (Научно-фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

На "Серебристом песце".

- Тары-бары-растабары, серебристые песцы, - забавно пропел Тимчик. - Не
пора ли нам, пора. Вперед, к мрачной пещере Леркиных тайн! Наши тайны,
русские, отечественные, маленько похлеще ихних, перуанских-заокеанских. Но
тоже без вещественных доказательств.

"Зря я злоблюсь на Тимчика, - подумал я. - Его привычка все осмеивать,
все пародировать, надо всем острить вовсе не прихоть, а жизненная
потребность. Это его пища. Без нее он не сможет существовать вообще.
Как не смог бы сочинять свои залихватские статьи в периодике без
раскавычивания чужих цитат, без переваривания (и перевирания) чужих
мыслей. Он поглощает чужое, а получается вроде бы свое. И в этом, только в
этом - секрет несокрушимости кандидата химических наук".

Мы двинулись в путь.

Через полтора часа мы вышли к серному источнику.
Струи теплой шипящей воды били прямо из скалы на высоте вытянутой руки,
и крутиться под живительным дождем было наслаждением. Тимчик купаться не
захотел - он что-то записывал в блокнот. Здесь мы пообедали. Дальше нужно
было подниматься вверх по ущелью Тас-Аксу, В переводе это означает "река
белых камней". Лерка перевела удачнее - "белокаменная". По ее словам,
отсюда оставалось ходу около двух часов. Следовало поторопиться, чтобы
успеть к ночлегу хотя бы в сумерках.

Я шел за Леркой по скользким плоским камням.
Река звенела. Несколько раз я замечал на перекатах быстрые тени рыб.
Жаль, что размотать удочку придется лишь завтра. В многоугольнике неба
завис недвижно серпоклюв - голубая стрела с двойным опереньем, наложенная
на тетиву бледно-бирюзовых крыльев.

Я начал мысленно перелистывать страницы красной ученической тетрадки в
клетку, которую дала мне прочесть Лерка в первый же день моего прилета.
Лерка сказала, что вызвала меня в Алма-Ату только за тем, чтобы я прочитал
эту тетрадь и помог ей в остальном...

"Почему лишь теперь, весной, в апреле, я решаюсь занести на бумагу все
то, что следовало записать, притом незамедлительно, еще тогда, прошлым
августом.
Ведь недаром говорят, что уже через неделю после какого-либо события
его подробности оскудевают в памяти наполовину. Впрочем, я не опасаюсь
этого. Те подробности не оскудеют в памяти вовек, хотя случившееся не
только Тимчику, но и мне порою представляется сном. Вернее, сном во сне.
Как у Лермонтова в стихотворении "Сон", где "в полдневный жар в долине
Дагестана" герой видит во сне самого себя смертельно раненным, спящим
мертвым сном, а в том, другом сне, он созерцает заснувшую юную деву,
которая также грезит во сне ("И снилась ей долина Дагестана, знакомый труп
лежал в долине той, в его груди, дымясь, чернела рана, и кровь лилась
хладеющей струёй"). Выходит, сон даже тройной, точнее, строенный...