"Юрий Медведев. Чаша терпения (Фантастическая повесть-памфлет)" - читать интересную книгу автора

слепой Ануар...

- Попозднее, Олег, попозднее. Все гораздо серьезней. Утром я улетаю в
Алма-Ату, надо поставить в известность академию. Вернусь через два-три
дня. Вместе с группой для цветной киносъемки. Не удивляйтесь, если сюда
нагрянет сам президент. Но давайте, Олег, условимся: до моего возвращения
никому ни слова!
Иначе здесь начнется столпотворение вавилонское. Тут и буровики
заинтересуются, и районное начальство валом повалит. Как бы не обрушился
свод гробницы.
Единственная защита от любопытствующих - молчание. Очень на вас надеюсь.

- Даже во сне не проболтаюсь - сказал я, прикладывая палец к губам. - А
лестницу сейчас же вытащу из колодца и спрячу в кустах.

Засвистал первый сурок. Уже разогревались краски неба на востоке.

Сразу после завтрака Учитель уехал на экспедиционном "газике" в
райцентр, откуда летали в Алма-Ату юркие четырехкрылые самолетики.
Состояние, в котором он меня оставил, можно передать единственным словом:
восторг. Я не мог усидеть на месте, беспрестанно вскакивал, разрубал
прутом воздух и, скрывшись от посторонних глаз на другом берегу Чарына,
распевал, чтобы слышали и джейраны, и ящерицы, шныряющие по скрюченным
стволам саксаула, и молодые орлы, которых нельзя убивать:

Перед ним во мгле печальной
Гроб качается хрустальный,
А в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.

Тут же в честь Снежнолицей я принялся сочинять гекзаметром поэму, где
повторялась строка: "И нескончаемо длился осенний божественный день".

Да, длился он бесконечно, и я, конечно, не утерпел и как бы невзначай
несколько раз подходил к моему колодцу, сожалея, что не могу сейчас же,
сейчас показать Мурату невиданное чудо. Назавтра я договорился с ним пойти
вечером на охоту, и надо было искать предлог отказаться. Какая там охота,
если я должен неусыпно охранять Снежнолицую!

Ночь выдалась черная, безлунная. Зубцы гор слабо обрисовывались в
тусклом мерцанье звезд, задернутых полупрозрачной пеленой. Над горами,
словно огненные ветви, вспыхивали молнии. К полуночи воздух стал густым,
тяжелым. Начало погромыхивать. Странный шум доносился со стороны реки. Я
рыскал между палатками, надеясь разыскать брезент или клеенку, чтобы
закрыть колодец на случай ливня. Там уже лежали крестнакрест добытые мной
сухие жерди. Ничего не найдя подходящего, я решил пожертвовать своей
палаткой - в конце концов скоротаю ночь в фургончике, заменявшем нам
библиотеку. Палатка стояла на отшибе, среди белых шапок бересклета, и меня
редко кто навещал, тем более ночью. Каково же было мое удивление, когда я
лицом к лицу столкнулся у палатки с Муратом.