"Анатолий Михайлович Медников. Берлинская тетрадь " - читать интересную книгу автора

брезента, свисавшего с верха шатра кузова...
А машина наша тем временем двигалась по земле Польши. Постепенно
наступали сумерки. Приближалась Германия. Надо ли писать о том, что сознание
уже одного этого держало нас, еще ни разу не пересекавших границы неметчины,
в состоянии необычного и непередаваемого нервного напряжения.
Нам повезло. К первому километру немецкой земли машина танкистов
подъехала еще засветло. Я никогда не забуду этой минуты.
"Студебеккер" подъехал к обычной развилке дороги, расходящейся на две
стороны. Слева виднелся реденький сосновый лесок, освещенный предзакатным
солнцем. Высокие сосны словно бы плавали в желтовато-янтарном дыму.
Прижавшись к краю асфальтовой ленты, застыла у дороги колонна
грузовиков. Шоферы в зимних, некогда белых, а сейчас уже серых полушубках,
измазанных маслом и гарью, сгрудились у передней машины и что-то обсуждали.
У перекрестка на середине дороги стояла высокая девушка-регулировщица с
погонами сержанта на новенькой, ладно пригнанной по фигуре шинели. Она
взмахивала флажками.
В ней было что-то особенное. Может быть, та энергия и даже лихость, с
какой она работала флажками, или уж очень явственно подчеркнутое в каждом
жесте сознание своей ответственности и власти хозяйки военной дороги.
И то, как она резко поворачивалась всем туловищем на скрипящих
каблуках, и то, как посматривала на шоферов, - все это должно было говорить
тем, кто видел регулировщицу: "Смотри! Это не обычный дорожный перекресток,
это граница Польши и Германии!"
И еще мне запомнился наш танк, стоящий чуть поодаль от дороги. Что-то
сломалось в моторе, и сейчас танк на ходу ремонтировали. Из-под лобовой его
части торчали ноги в кирзовых грязных солдатских сапогах. Сам же танкист
лежал на разостланном брезенте, тело его изогнулось в напряжении, и кирзовые
сапоги почти касались белой черты, проведенной через асфальт. - черты
границы.
Такое можно было увидеть только тогда и только там, на этом
перекрестке. Солдатские сапоги, касавшиеся границы, как бы символически
попирая ее, пожалуй, красноречивее всех слов говорили о том великом
свершении, которое обозначалось двумя словами: "Мы в Германии!"
Но все это я разглядел и запомнил позже. В первую минуту, признаться,
еще не зная, что мы выехали к границе, я взглянул на перекресток и не
заметил в нем ничего особенного.
- Она! - сказал мне Синичкин и толкнул в бок, когда машина встала в
хвост длинной очереди.
И тут же танкист показал рукой на сосну, растущую за кюветом дороги. К
сосне была прибита небольшая дощечка с надписью: "Германия".
Дощечку эту можно было бы и не заметить. Зато рядом висел еще один
прибитый к столбу лист фанеры, крупными черными буквами на нем было
выведено:
"Вот она, Германия!"
И еще один транспарант стоял у дороги:
"Товарищ! Ты въезжаешь в логово фашистского зверя".
Германия! Мы в Германии!
Трудно передать то чувство, с которым я прочитал эти плакаты на первой
полоске немецкой земли! Как я ни готовился к встрече с границей, а все же
почувствовал В тот момент, что от волнения у меня горло свело спазмой. И