"Гейвин Максвелл. Кольцо светлой воды" - читать интересную книгу автора

а за нами увивались спаниели и лабрадорские водолазы. Кое-кто из нас был
англичанином, но большинство были шотландцы, или же те, чьи родители
обычно снимали охотничьи домики в горах. Не сомневаюсь, что этот культ был
сродни моему, так как помню, что по осени их комнаты были увешаны головами
оленей, подстреленных во время каникул, и велись бесконечные разговоры о
Шотландских горах. Большинство из нас было по существу в некотором роде
привилегированными туристами, мы также были блестящим примером того, что
аристократизм и образование уже не бы ли синонимами.
Моё собственное стремление к горам в те дни было так же мучительно, как
и неразделённая любовь, так как независимо от того, сколько бы я не убил
оленей и в скольких феодальных замках не жил, я по сути дела не был к ним
причастен. Я был дальше от них, чем любой приезжий англичанин, который
посадил одну картошину или уложил один камень на другой. Как часто те, кто
охвачен большой страстью, находят её и становятся ещё грустней. Так это
было и со мной, ибо когда я, наконец, появился на Западном нагорье в
качестве собственника и с решимостью работать, меня поставили на колени и
прогнали разорённым, почти банкротом. Но за эти пять лет борьбы ложный
образ, к которому я так стремился, померк, а его место занял более верный,
менее разукрашенный шотландской мишурой, но не менее прекрасный.
Сразу же по окончании войны я купил себе остров Соэй, около четырёх
тысяч акров относительно равнинных "чернозёмов", съёжившихся под голыми
вершинами у ледниковых впадин и холмов острова Скай. Вот там-то, в
семнадцати милях по морю от ближайшей железной дороги, я и попытался
организовать для немногочисленного и отчаявшегося населения новое
производство по ловле и обработке гигантских акул, которые появляются в
гебридских водах в летние месяцы. Я построил завод, купил суда, установил
на них гарпунные пушки и сам стал гарпунёром. Пять лет проработал я в тех
местах, которые раньше представлялись мне романтическим туманом. Когда же
всё это кончилось и я был повержен, я наконец-то примирился с горами, а
может быть и самим собой, поскольку в своих собственных глазах я заработал
право жить среди них, и явная недостоверность моего шотландского
происхождения больше не тревожила меня.
Когда закончилась соэйская авантюра, когда я продал остров и корабли,
когда завод был разрушен, а население эвакуировалось, я отправился в
Лондон и попробовал заработать себе на жизнь как художник-портретист.
Однажды осенью я гостил у однокашника по университету, который купил себе
поместье в Западной Шотландии, и как-то в разговоре после завтрака одним
воскресным утром он ненароком сказал мне:
- А не хочешь ли ты обосноваться на западном побережье, раз уж потерял
свой Соэй? Если ты не очень возгордился и готов жить в избёнке, то у меня
есть такая на примете в одном заброшенном месте. Она находится на самом
берегу, к ней нет никаких дорог, а называется Камусфеарна. Там поблизости
несколько островов и автоматический маяк, где давно уж никто не живёт, и я
не могу найти никого в своём поместье, кто бы согласился жить там. Если ты
готов присматривать за ней, то можешь там поселиться.
Вот так вот между делом десять лет тому назад я получил ключи от своего
дома, и нигде на западном нагорье и на тех островах, где мне приходилось
бывать, не видал я такой пронзительной и разнообразной красоты на таком
небольшом пространстве.
Одноколейная дорога на протяжении последних сорока миль, местами очень