"Виталий Макаренко "Мой брат Антон Семенович [Воспоминания]" - читать интересную книгу автора

17-18 лет, при этом взяли с меня слово никогда и никому об этом не
сообщать. Конечно, я это слово сдержал, в частности А. никогда об этом не
узнал. Родные были правы: А. и без этого был человеком болезненным, и не
следовало создавать у него еще комплекса неполноценности.)
Произошло это так. Накануне, 29 февраля, была теплая солнечная погода,
была оттепель, но ночью ударил мороз и пошел снег, образовалась
гололедица. Рано утром 1 марта (ст. ст.) мама пошла к колодцу за водой,
подскользнулась и упала. К 10 ч у мамы появились страшные боли, и к 12 ч
появился на свет А.
Мама рассказывала об этом: "Когда я увидела А., я заливалась слезами -
такой он был маленький, весь черный и сморщенный, похожий не то на
старика, не то на обезьяну. Отец меня утешал, но у него у самого на глазах
стояли слезы".

Я пропускаю подробности ухода за А. в первые недели после рождения -
беспрерывные теплые ванны, согретые пеленки, растирания и пр.
Жизнь в поселке была очень трудной, главным образом из-за отсутствия
почти всякой торговли. Было 1-2 мелочных лавочки, но не было базара. За
всем необходимым надо было ездить в город. Раза 3-4 в неделю мама ездила в
город за продуктами (собирались по 3-4 женщины и нанимали летом "линейку",
зимой - огромные сани).
Будущий педагог обнаружился очень быстро. Он начал "болтать" (говорить)
очень рано, но ходить научился очень поздно, после 18 месяцев ( и то,
когда приятели отца в столярной мастерской сделали специальную коляску
"ходульки" на рамках).

С первых же недель обнаружилось, что А. - болезненный, хрупкий и,
главное, золотушный ребенок. Даже гораздо позже, в Крюкове, всякий раз,
когда мама вспоминала, сколько усилий, бессонных ночей и утомительно
длинных дней пришлось ей пережить с болезнями А., - она невольно плакала.

Золотуха - теперь об этой болезни как будто не приходится и слышать, но
в то время она причиняла почти бесконечные страдания. Это были бесконечные
ангины, флюсы, на глазах огромные, с большую фасоль, ячмени, на шее
карбункулы, уши болели и выделяли нечистую жидкость. В течение долгих лет
он страдал неизлечимым хроническим насморком, и, когда он был маленьким,
он каждые 5 минут подходил к маме: "Мама, вытри носик". Эта операция
вытирания носа так врезалась в память мамы, что потом она всегда повторяла
(много позже): "Мама, вытри носик".

В играх той банды ребят, к которой принадлежал и я (от 4 до 10 лет), он
никогда участия не принимал. Если для нас жизнь раскрывалась как чудесное
видение, полное всяких волшебных радостей, ощущения силы, здоровья,
ожидания завтрашнего дня и осуществления наших, самых невероятных,
предприятий, то для А. его младенческие и детские годы представляли почти
непрерывную цепь физических страданий. Все это не было опасно для жизни,
но до ужаса мучительно. Не успел прорвать флюс, как на глазу (иногда сразу
на двух) выскакивал ячмень, проходил ячмень - начинался карбункул... и
т.д. (Я вижу А. все время с перекошенной от флюса физиономией, с повязкой
на щеке или на шее, с ушами, затянутыми ватой, сидящим над кастрюлей