"Лэрри Макмуртри. Чья-то любимая " - читать интересную книгу автора

красоты на бесчисленных зловонных простынях, наблюдал, как она вянет на
проезжих дорогах. И потому не могу не думать, что красота предлагает миру по
меньшей мере такую же приманку, как искусство. Разумеется, не обладая
большим талантом, я не смею утверждать, что полностью испытал на себе всю
силу власти, которой обладает искусство. Однако уже с очень давних пор я
полностью освободился от власти женской красоты. Тем не менее, даже в тот
момент, который я описываю сейчас, что-то у меня внутри сжалось от красоты
глаз Джилл Пил. Правда, красота эта была обращена куда-то за окно, на
какой-то безвкусно раскрашенный особняк.
Я наблюдал, как Джилл покачивает свою чашечку с кофе, потом потянулся и
тронул ее за запястье.
- Ты позволишь мне кое-что тебе сказать до того, как ты начнешь читать
мне свою лекцию? - спросил я. - Чуть попозже, когда в твоей жизни наступит
такое время, что ты станешь знаменитым на весь мир режиссером, эти мои
слова, может быть, окажутся полезными для тебя.
Она мгновенно просветлела.
- Давай, говори, - сказала она.
- Черт побери, ты становишься чертовски обворожительной, когда
чего-нибудь ждешь, - сказал я. - Ты что, считаешь, я потому и сижу здесь за
этими ублюдочными блинчиками, чтобы по капле выдавливать из себя тяжким
трудом добытые откровения?
- Конечно, именно потому, - сказала Джилл. - Ну, так что ты сообщишь
мне такого полезного?
- То, как женщины держат кофейную чашку, - сказал я. - Это упускается
из виду.
- Перестань употреблять эти свои дурацкие выражения, - сказала Джилл.
- Прошу прощения. Я хотел сказать, что в том, как женщины держат
чашечку с кофе, есть нечто в высшей степени женственное. Они это делают
очень деликатно. Честно говоря, мужчинам хотелось бы, чтобы женщины именно
так обращались с их игрушками, если ты, конечно, понимаешь, о чем я говорю.
Джилл покраснела и поставила чашку на стол.
- Ага, - сказал я. - Я говорил с чисто научной точки зрения. Конечно,
это совсем не то, когда ты вдруг у себя в руке видишь мужские яйца.
- Я всегда знала, что у тебя на уме один только секс, - сказала
Джилл. - А сейчас просто про это забыла.
Но произнося эти слова, Джилл ухмыльнулась. Краска сошла с ее лица,
остались только крохотные красные точечки на скулах.
- Ты поедешь со мною в Нью-Йорк или не поедешь? - спросила она.
- Если я поеду с тобой в Нью-Йорк, то только по одной причине, - сказал
я. - Только по одной. А тебе надо догадаться, что это за причина.
- Не хочу ни о чем догадываться, - сказала Джилл. - Я просто хочу,
чтобы ты поехал со мной. Я всего этого боюсь.
Она устремила на меня свой поразительно прямой взгляд. Я же беспечно
раздумывал, какую вескую причину мне выдвинуть, и к такому взгляду готов не
был. Каждый раз, когда Джилл ударяет по мне своим взглядом, у меня возникает
ощущение, что я снова, совершенно для себя неожиданно, нелепо оказываюсь
перед каким-то нравственным выбором. "Ты действительно мне друг или нет?" -
вопрошал этот ее взгляд.
Разумеется, я был ей другом. Я бы немедленно стал на любые баррикады,
если бы Джилл это понадобилось. И все-таки переходить от блинов с голубикой