"Лэрри Макмуртри. Одинокий голубь" - читать интересную книгу автора

- Я как раз на той неделе и собираюсь этим заняться, - проговорил
Диш. - Одолжи мне два доллара, я тебе осенью отдам.
- Если ты не потонешь, не попадешь под копыта или тебя не повесят за
то, что ты кого-нибудь пристрелишь, - заметил Август. - Нет уж, сэр. Слишком
рискованно. К тому же ты ведь хитрец, Диш. Скорее всего, у тебя эти два
доллара есть, ты просто не хочешь их тратить.
Липпи закончил концерт и присоединился к ним. На нем был коричневый
котелок, который он подобрал по дороге в Сан-Антонио несколько лет назад.
Или его сдуло с головы кучера почтовой кареты, или индейцы захватили
какого-то странствующего коммивояжера и пренебрегли его шляпой. По крайней
мере, объясняя причину своего везенья, Липпи придерживался именно этих двух
версий. С точки зрения Августа, шляпа выглядела бы лучше, чем сейчас, если
бы ее два года носило ветрами по прерии. Липпи надевал ее только тогда,
когда музицировал. Если же он играл в карты или занимался своей дырой в
животе, то зачастую использовал ее в качестве пепельницы и иногда забывал
вытряхнуть пепел, прежде чем надеть ее снова на голову. На голове у него
осталось всего несколько прядей волнистых волос, так что от пепла их общий
вид не ухудшался, но это было лишь небольшой частью надругательств, которым
подвергалась шляпа. Она часто служила Липли подушкой, и на нее было в разное
время столько выплеснуто всего, что от одного ее вида Августа тошнило.
- Она напоминает жвачку бизона, - говорил он. - Из шляпы не следует
делать ночной горшок, знаешь ли. Я бы на твоем месте ее выкинул.
Липпи[от lip-губа] прозвали так потому, что по размерам его нижняя губа
напоминала клапан пристежной сумки. Он мог заложить за нее достаточно пищи,
чтобы протянуть месячишко. Как правило, губа жила своей собственной жизнью в
нижней части его лица. Даже если он сидел тихо, разглядывая карты, губа
колыхалась и извивалась, как будто на ветру. Оно и в самом деле так было. У
Липпи что-то не ладилось с носом, так что он всегда дышал широко открытым
ртом.
Неизбалованной Лорене потребовалось время, что бы привыкнуть к тем
звукам, которые Липпи издавал при еде. Ей даже однажды приснился сон, будто
какой-то ковбой подошел к Липпи и пристегнул его нижнюю губу к носу, как
будто то был клапан кармана. Но ее отвращение не могло сравниться с
возмущением Ксавье, который внезапно прекратил вытирать столы, подошел к
Липпи и сорвал шляпу с его головы. Ксавье пребывал в плохом настроении, и
все его лицо тряслось, как мордочка у пойманного в ловушку зайца.
- Позор! Я эту шляпу не позволять! Кто может есть? - сказал Ксавье,
хотя никто даже и не пытался есть. Со шляпой в руке он обошел бар и выкинул
ее за дверь. Когда-то, еще мальчиком, он работал посудомойщиком в ресторане
Нового Орлеана, где столы были покрыты скатертями, что казалось ему
признаком самого большого успеха. Каждый раз, когда он смотрел на грубые
столы в "Сухом бобе", он ощущал себя не удачником. На столах не только не
было скатертей, но их поверхность была настолько шершава, что, проведя по
ней рукой, вполне можно было засадить себе занозу. К тому же столы были
лишены приятной округлости, поскольку ковбои имели привычку обстругивать их
ножами, так что со временем целые куски столов улетучились, и большинство их
выглядели асимметрично.
У него самого имелась льняная скатерть, которую он вытаскивал раз в
году, в годовщину смерти своей жены. Жена его была сволочной бабой, и он
вовсе не тосковал по ней, но этот повод казался ему достаточным, чтобы