"Йен Макдональд. История Тенделео (альтернативная фантастика) " - читать интересную книгу автора

- Теперь ты понимаешь? - спросил отец.
Я понимала. Иногда лучше самому уничтожить дорогую тебе вещь, а не
ждать, чтобы ее у тебя отняли и сделали чужой.
Когда мы вернулись к грузовику, из-под крыши церкви уже вовсю валил
дым, а из окон выбивалось пламя. Суданцев пожар почти не заинтересовал. Наш
Бог был для них чужим, и они смотрели на гибнущую церковь лишь потому, что
огонь и разрушение всегда привлекают солдат.
Когда колонна уже трогалась, старик Гикомбе, который стал слишком
дряхлым и глупым, чтобы уехать со всеми, решил опробовать на суданских
грузовиках свой излюбленный трюк. Раз за разом он садился на землю перед
очередной машиной, солдаты оттаскивали его в сторону, но Гикомбе снова
возвращался на дорогу. Суданцы проявили поистине евангельское терпение,
однако искушать судьбу слишком долго не позволено было даже Гикомбе.
Водитель следующего за нашим грузовика просто не заметил одетую в пыльные
лохмотья фигурку, мелькнувшую перед капотом. Машина рывком тронулась с
места, раздался короткий крик, Гикомбе упал и был раздавлен тяжелыми
колесами.
Уже когда мы ехали по шоссе, ветер, дувший со стороны чаго, донес до
нас горький запах дыма от догорающей церкви. Христианская община Гичичи
перестала существовать.
Я часто думаю, что время превращает все в свою противоположность.
Юность в старость, невинность в опыт, уверенность в неопределенность. Жизнь
в смерть. Время превратило Найроби в чаго задолго до того, как наступил
конец. Десять миллионов человек сгрудились в лачугах, окружавших башни
делового центра. И каждый день, каждый час прибывали все новые и новые
беженцы - с юга и севера, из долины Рифт и Центральной провинции, из Ибисила
и Найваси, из Макинду и Гичичи.
Когда-то Найроби был красивым городом. Теперь он превратился в один
большой лагерь для беженцев. Когда-то здесь зеленели обширные парки. Теперь
между похожими на огромные ящики домами тянулись лишь пыльные пустыри. Все
деревья были вырублены на дрова. Деревеньки вырастали вдоль дорог, а также
на стадионах и спортивных площадках, как растут вдоль побережий коралловых
островов кучи мусора и отбросов. Вооруженные патрули ежедневно очищали от
самовольных поселенцев последние две полосы местного аэропорта. Железная
дорога, перерезанная чаго на юге и на севере, давно не действовала, и около
десяти тысяч человек ютились в заброшенных Басонах, пакгаузах и между
рельсами на путях. Национальный парк превратился в огромную пыльную
котловину - деревья пошли на дрова и на строительство лачуг, а животные
разбежались или были съедены. Над городом день и ночь висел смог, состоявший
из дыма, дизельных выхлопов и испарений сточных канав. Ширина пояса трущоб
вокруг города достигала местами двух десятков километров. Чтобы добыть воду,
приходилось совершать полуторачасовое путешествие, да и та часто оказывалась
грязной, вонючей, едва пригодной для питья. Несмотря на это, найробский
бидонвиль рос, как наго, не по дням, а по часам. В дело шло буквально все:
пластиковая пленка, парусина, картонные коробки, остовы старых матату,
краденые кирпичи, мешковина, жесть. Казалось, город и чаго тянутся друг
другу навстречу, с каждым днем становясь все более похожими.
О тех первых днях, проведенных в Найроби, я мало что помню. Слишком
много всего произошло за этот короткий промежуток времени, и мое ощущение
реальности притупилось. Чиновники, записывавшие наши имена, семьи, которые,