"Эрик Маккормак. Празднество" - читать интересную книгу автора

Я оглянулся - да, все до единого, даже лысеющий мэр, даже озабоченный
директор. Стон. Сначала тихо, потом - все громче. Стон! Все вместе, все
разом. Стон!! Но голос женщины взлетает над всеми другими. Лицо, залитое
потом и слезами. Пот, ручейками сбегающий по шее и груди. Пот и слезы на
лицах зрителей, мокрый блеск на каждом лице в зале. Стон!!! С шумом
отходящие воды, ноги, судорожно упирающиеся в пол. СТОН!!!
Теперь она уже кричала, тонко, как подстреленный зверек. Крик. Крик,
который, срывая голоса, подхватили зрители. Крик. Крик, от которого
побагровело белое лицо, закатились глаза, сотряслось тело. Крик! И громче
- крик тех, что кричали с нею. И - крик!! Отверстие между женских ног
расширяется, раскрывается, готовится, черная грива метет по циновкам,
женщина извивается, не контролируя себя. Крик!!! Мы видим, как что-то
темное, округлое показывается меж блестящих от пота бедер. КРИК!!! И я
понимаю, что рядом кричишь ты, я слышу свой собственный крик, крик чужой
боли!
Женщина перестала извиваться, крик оборвался. То, что жило внутри ее,
решило больше не ждать. Затаив дыхание, следили мы, как оно выскользнуло
из материнского лона, из материнской боли. Женщина молчала, молчала, как
мертвая. Мы с тобой со страхом смотрели друг на друга.
Что ж мы ожидали увидеть? Я задаю себе этот вопрос до сих пор и не знаю
ответа. Демона? Чудовище? Что мы ДОЛЖНЫ были увидеть? Каждый свое? Каждый
- свой самый затаенный страх, носимый глубоко внутри и дождавшийся удачи
обрести плоть? Не знаю. Могу говорить лишь о своих страхах.
Но - какое облегчение, какой восторг! - на циновках в центре зала лежал
ребенок. Обычный новорожденный человечек, все еще связанный с матерью
пуповиной. Кажется, я готов был смеяться от счастья, как смеялись
ребятишки вокруг. Мы с тобой улыбнулись друг другу, и такими же улыбками
расцвел весь зал, улыбками облегчения, приветствующими ребенка.
Мэр выступил вперед - зазвенела цепь, сверкнули в свете прожекторов
очки. Женщина лежала на полу, лежала не шевелясь, и только тяжело
поднимающаяся и опадающая грудь свидетельствовала, что она жива - жива,
несмотря на все еще текущую кровь. Крошечное создание меж ее ног молчало,
однако ручки и ножки, покрытые кровью и слизью, время от времени
подергивались. Мэр взял протянутые ему ножницы, опустился на колени,
перерезал пуповину - и высоко поднял ребенка над головой, показал
зрителям, - как некий драгоценный приз.
Молчание. Потом - первый радостный шепот, потом - восхищенные крики,
захлестывающие зал. Мы тоже кричали, мы оба, обнимали друг друга, пожимали
руки сидящим рядом. Малыш, вознесенный руками мэра, поднял головку.
Открылись глазки, впервые смотрящие на мир. Открылись, чтобы увидеть зал,
чтобы первым в жизни взглядом впитать наши счастливые лица.
Женщина на циновке лежала в луже крови, ждала, пока отойдет послед.
Наконец с трудом повернула голову и посмотрела на того, кого произвела на
этот свет. Посмотрела на ребенка - в тот самый миг, когда он посмотрел на
мать, - и во взгляде ее не было ничего, кроме боли и тревоги. Детское
личико побагровело, сморщилось. Малыш закричал, и первый его крик,
отраженный стенами зала, разнесся далеко в ночь.
Маленький гостиничный бар в первую ночь празднества был полон. Люди
хлопали нас по плечу, ставили выпивку, счастливые, что гости, особенно
такие, как мы, были свидетелями столь радостного события. Прекрасное