"Роберт Маккаммон. Голос ночной птицы " - читать интересную книгу автора

Да, подумал Мэтью. Математические задачи.
"Она зрелая, как инжирный пудинг".
И непременно по-латыни.
Скрипка стонала и визжала, а Шоукомб начал притоптывать по полу. Мэтью
уставился на дверь - запах девушки звал его.
Во рту пересохло. Живот стянуло немыслимым узлом. Да, подумал он,
заснуть этой ночью - трудная будет задача.
Очень, очень трудная.

Глава 3

Мэтью вздрогнул и открыл глаза. Желтый свет едва мерцал, свеча догорела
до исчезающего огарка. Рядом с ним на жесткой соломе шумно храпел Вудворд;
рот его был полуоткрыт, подбородок подрагивал. Мэтью не сразу понял, что у
него на левой щеке мокро. Тут вторая капля дождя упала с промокшего потолка
ему налицо, и он резко сел, выругавшись сквозь сжатые зубы.
От этого внезапного движения крыса - очень большая, судя по звуку, - в
тревоге пискнула и застучала коготками обратно в гнездо в стене. Шум дождя,
капающего с потолка на пол, превратился в настоящую десятипенсовую симфонию.
Мэтью подумал, что пора будет скоро строить ковчег. Может, и впрямь Абнер
прав насчет конца света, и год 1700-й никогда не появится в календарях.
Но как бы там ни было, а ему придется добавить к потопу собственную
воду. И, быть может, не только, судя по тяжести в кишках. Черт возьми, если
не выйти в эту непогоду, то придется садиться прямо здесь, как скотине.
Можно попытаться сдерживаться, но есть вещи, которые сдержать невозможно. Он
облегчится в кустах за сараем, как цивилизованный человек, пока эти крысы
будут заниматься своим делом рядом с кроватью. В следующую - не дай Бог -
поездку он напомнит себе, что надо уложить ночной горшок.
Мэтью встал с пыточного сооружения, которое здесь считалось кроватью.
Таверна давно затихла; действительно, час был мертвый. Рокотал далекий гром,
буря все еще висела над колонией Каролиной, раскинув черные крылья
стервятника. Мэтью влез в сапоги. Своего пальто у него не было, а потому он
натянул касторовое пальто магистрата, все еще мокрое после недавнего
путешествия Вудворда за сарай. На сапоги магистрата, стоящие возле кровати,
налипли комья глины, их не очистить без щетки из свиной щетины. Мэтью не
хотел забирать единственную свечу, тем более что ветер ее тут же задует, а
обитатели стены могут осмелеть в темноте. Он решил взять закрытый фонарь из
другой комнаты, и надеяться, что тот даст достаточно света, чтобы не
вступить в "нечестивую грязь", по выражению Вудворда. Заодно можно будет
проверить лошадей, раз уж он окажется рядом с сараем.
Он взялся за дверной засов и стал его поднимать, когда услышал, что
магистрат перестал храпеть и тихо застонал. Глянув на него, Мэтью увидел,
что лицо Вудворда дергается и перекашивается под пятнистым куполом лысины.
Мэтью остановился, всматриваясь в своего спутника при тусклом неровном
свете. Рот Вудворда раскрылся, веки затрепетали. "Ой", - шепнул магистрат
совершенно отчетливо. Голос его, хотя и шепчущий, был наполнен явной и
ужасной болью. "О-о-ой, - простонал Вудворд в плену кошмара. - Энн, ему
больно. - Послышался болезненный вздох. - Больно, больно, Боже, Энн...
больно... больно..."
Он еще что-то говорил, мешанина каких-то слов, потом снова раздался