"Рамон Майрата. Звездочет " - читать интересную книгу автора

грязной стране? Всем ясно, что Испания была только репетицией. Мы испытали
наши танки, самолеты и бомбы. Сейчас мы знаем, как воевать, и пойдем
покорять мир.
В один миг отчаяние овладело женщиной, но на созерцание ее слез он
тратит не более двух секунд. И сразу же начинает громко бахвалиться тем, что
вместе с товарищами вольется в войско, которое стягивается сейчас к далеким
польским границам. Лицо его набухает кровью, как кишка. Рассерженный, он
оборачивается к юному гитаристу, который ни на мгновение не прекращал
перебирать струны.
- Заткнись ты, идиот. Твой звон заглушает мне чудесную музыку немецких
сапог.
Пинком он выбивает гитару из его рук. Абрахам Хильда готов уже
вмешаться, но вовремя сдерживается: ведь он всего лишь еврей, которому едва
удалось вырваться на "гастроли", чтоб вдохнуть немного воздуха вдали от
родины с ее антисемитскими законами, по которым жизнь еврея ценится не выше
собачьей.
Сержант дулом пистолета задирает юбки на обессиленной женщине, которая
закрыла разбухшие от слез глаза, как бы не желая видеть его ухода.
- Нет, Франк!
Он пытается проникнуть в женщину прямо так - стоя и в спешке, прижав ее
к облезлой стене кабака. Но мускулы ему не подчиняются. Его пьяное тело
мотается туда-сюда бесполезно, как пустые качели.
- Козел! - стонет женщина и мнет пальцами то место, куда он ткнул
пистолетом.
Немец уставился на фиолетовый кружок, отпечатавшийся на коже ее живота.
Он, похоже, доволен этой темной отметиной.
- Нет, свинья! Verboten! Запрещено! - предупреждает он и играет дулом
пистолета между сжимающимися губами женщины, которая не желает смириться с
тем, что жизнь ее отдает на вкус оружейной сталью, но как уклониться от
этого - не знает.
Вдруг немец распахивает дверь настежь и присоединяется к последней
шеренге проходящей мимо колонны, с расстегнутой ширинкой, дрожащим
пистолетом в руке и с распаленной воинственностью крепко напившегося
человека.
Отряд исчезает в направлении железнодорожной станции, но его свинцовый
топот слышится еще долго. Улица точно сжалась, заключенная между решетками
оград. В конце ее море ударяет в одинокую набережную, над которой взлетают
чайки и чеглоки. Трансатлантический пароход "Мыс Горн", на который Абрахаму
Хильде не досталось билета, только что отчалил курсом на Америку и сейчас
пересекает линию горизонта. Наблюдать за ним с самой южной оконечности
Европы - все равно что прощаться со свободой, покидающей, по всем признакам,
этот континент. Жмет на педали меланхоличный мальчик, перевозящий колотый
лед в ящике, приделанном к багажнику, с просачивающимся ручейком воды, в
котором плещется бледное солнце раннего утра. Сильно пахнет солью, а с
вокзала доносится печальный визг осей локомотива, искалеченного за три года
гражданской войны. В кобальте неба тонут семь ударов колокола кафедральных
часов, и со станции доносится рожок, за которым следуют выкрики приказов и
приветствий:
- Хайль Гитлер! Вива Франко!
Эшелон отправляется, оставляя знобящий след.