"Майра. Оливия и Смерть " - читать интересную книгу автора

Вальтер напряженно слушал. Патрику казалось, он видит, как произносимые
им слова отпечатываются в великолепной памяти мальчика.
- Выезжайте из С. через восточную заставу, едва начнет светать. Если
кто-то из знакомых заметит вас - ничего. Я распущу слух, что ты уехал
лечиться...
Мальчик поднял брови:
- Слух?
- Дальше. К вечеру вы доедете до Р., это маленькая станция, со всех
сторон окруженная лесом. Там вас будет ждать мой слуга, Даймон, у него будет
письмо от меня. Доверься ему. Он доставит вас к моим друзьям. Это все, что я
сейчас могу сделать для тебя. Что будет потом - не знаю.
Теперь уже юный герцог взял его за руку.
- А ты? Ты не боишься, что Эдвард не станет терпеть тебя при дворе?
- Что он может мне сделать? Выгонит на улицу, как собаку? Я, по крайней
мере, буду жив, мой мальчик, и смогу добраться до кого-нибудь, кому
небезразличен. У меня есть кое-какие сбережения... Кстати, как много у тебя
денег?
- Достаточно. Мне некуда было тратить то, что дарил отец, я все
складывал в копилку. Отец! Боже мой! Выходит, я даже не буду с ним в его
последний час?
- Он не станет винить тебя, сынок. Ни за что на свете он не пожелал бы
тебе смерти, поверь мне. Его любовь к тебе сильнее всех обид.
- Я должен хотя бы проститься с ним...
По щекам мальчика потекли слезы. Он не вытирал их и не пытался
сдержать: сейчас они были единственное, чем он мог отдать Оттону последний
долг.
- Иди. Тебе нужно собраться. Уже за полночь.
Вальтер кивнул и порывисто обнял поэта.
- Я вернусь сюда, Патрик. Я вернусь и сяду на трон. Я найду тех, кто
убил моего отца. Пусть они молятся. Пусть хорошенько молятся!
Он вышел быстрой и твердой походкой, словно уже отправлялся на бой.

***

Впервые с той, уже ставшей давней, ночи, когда стихи Патрика обрели
жизнь в музыке, Гунтер Лоффт явился в дом поэта в глухой предутренний час.
На него было жалко смотреть. Ярость, у обычных людей вызывавшая жажду
разрушения, прочертила дорожки бессильных слез на его лице. Он держал в
руках шляпу, а его густые темные волосы, обычно так заботливо взбитые,
сейчас беспорядочно растрепались. Щегольский шарф выбился из ворота пальто,
яркость марокканского узора казалась дикой, но поразительно уместной.
Патрик, которого его слуга Симон едва смог добудиться, сел на постели и
недоумевающе воззрился на нелепую, до неузнаваемости странную фигуру в
дверях спальни. Голос музыканта прерывался - не то от бега по лестнице, не
то от сдерживаемых рыданий.
- Патрик, они отказали нам. Все пропало!
- Кто отказал?
- Дирекция театра. Нынче вечером ко мне приходил их швейцар. Вот что он
принес.
Патрик взял из рук друга измятый лист бумаги, на белой поверхности