"Майра. Оливия и Смерть " - читать интересную книгу автора

носом и удлиненными кистями рук, которые с легкостью могли бы брать самые
сложные фортепианные аккорды. Он одевался в коричневое, говорил отрывисто и
напоминал длинную подвижную ящерицу.
- Дитрих мог бы помочь вам на первых порах, месяц-другой. Он мне
кое-чем обязан, так что я могу просить его об этой услуге.
- Спасибо, доктор. Я, пожалуй, задержусь до тех пор, пока не станет
ясно, что же все-таки произошло.
Мариэнель пожал плечами, и в этом движении Патрику неожиданно
почудилась досада.
- Как хотите. Мой вам совет: не питайте излишних надежд. Вы еще не
стары, вы талантливы. Мир не сошелся клином на нашей карликовой стране, есть
другие столицы и другие государи. Если Эдвард откажется от ваших услуг, это
еще не будет означать, что вашей жизни пришел конец.
Патрик подумал о своем доме, о старой лестнице с полированными
перилами, о своих добросовестных немолодых слугах. Потом его мысленный взор
переметнулся во дворец и заскользил по покоям Оттона. Ему случалось видеть
герцога нездоровым, но он не мог представить его умирающим. Бывало, Оттон
принимал своего придворного стихоплета, сидя в кресле у камина, одетый
по-домашнему, но глаза на длинном костистом лице всегда блестели ясно и
иронично, а ум был гибок. Странно, но Патрик вдруг обнаружил, что гораздо
больше привязан к умирающему правителю, чем думал всегда. А может, дело было
в том, что с Оттоном уходила в небытие целая эпоха, и время, что спешило ей
на смену, представлялось грозным, непонятным и смутным.
Они провели в гостинице еще примерно час, потом доктор взглянул на свой
хронометр и поднялся.
- Думаю, мне лучше откланяться. Если герцогу станет совсем плохо,
дорога будет каждая минута. Я должен ехать во дворец.
Они простились, чувствуя странную неловкость, связанные жуткой тайной.
Между ними внешне и впрямь было много общего, несмотря на большую разницу в
возрасте. Внутренне же они стояли на разных берегах реки - для Мариэнеля
смерть Оттона была муками терзаемой болью плоти, кровью и вонью испражнений,
поэт же больше сожалел о гибели некой крошечной вселенной, центром которой
являлись личность герцога и его воля.
Патрик ехал домой на извозчике, на улицах смеркалось. Чистенькие
домики, словно пряничные украшения на великолепном торте, выпускали и
впускали маленьких пестро одетых кукол. Те смеялись или сердились, топали
ножками, рыдали, приветствовали друг друга, - словом, старались во всем
походить на великанов. Они еще не знали, что кукольник уже почти мертв, и их
маленькое королевство скоро перекочует со сцены на дно огромного пыльного
сундука. А кому-то из них суждено быть выкинутым на свалку или брошенным в
печь...
Поэт замер от накатившего ужаса, потом сильно ткнул тростью в спину
вознице.
- Эй! Я передумал! Мне нужно во дворец. Поворачивай!

***

День премьеры был долог и полон событий, как сама жизнь. Тео растянул
ногу, неловко спрыгнув с помоста на утренней репетиции. Край одного из
полотнищ декорации, изображавшей сад вокруг дома Оливии, оборвался и повис,