"Майра. Ген Истины " - читать интересную книгу автора

полыхнул тревожным красным глазком, сигнализируя, что выстрел такой мощности
разрядит его полностью, в следующую секунду прорезь между половинками двери
превратилась в сияющую белую полосу, створки начали на глазах неровно
съеживаться, как горящий картон. По ходу поезда замаячил свет, и Гудерлинк
почувствовал, что Алсвейг толкает его сквозь пышущую жаром щель навстречу
этому свету, навстречу жуткому ветру, резанувшему по лицу, потом по легким.
Писатель задохнулся, как в детстве, когда впервые попробовал курить; а сам
уже падал, давясь собственным хрипом, потом, ударившись о смертельно твердую
поверхность, катился вниз. Раньше, чем движение прекратилось, он потерял
сознание.

***

Наверное, было бы лучше, если бы он умер. Какие-то серые тени ходили
перед ним туда-сюда, а он даже не мог понять, открыты у него глаза или нет.
Пора было вдохнуть воздух, но легкие не желали сокращаться, и голову
распирало изнутри, как будто писатель только что поднялся на поверхность
моря с большой глубины. К тому же что-то гулко и больно толкалось снаружи в
ушные перепонки. Со временем Гудерлинк понял, что это голос, повторяющий его
имя. А когда понял, наконец смог выдохнуть застрявший в груди крик.
- Тише, дружище! Это не перелом, просто сильный ушиб. Сейчас ты
встанешь, и мы пойдем. Здесь оставаться нельзя.
Писатель с трудом разлепил губы. Правая половина лица была мокрой,
влага попадала в рот, у нее был противный солоноватый вкус. Гудерлинк
сморщился от отвращения и чуть снова не вскрикнул - кожу на лице обожгло
болью. Алсвейг уже извлек из писательской сумки, которая каким-то чудом не
потерялась при падении, санитарный пакет.
- Потерпи минуту.
Он вытер кровь и умело обработал ссадины друга аэрозолью.
Антисептическая жидкость щипала так, словно в лицо впивались сотни крошечных
острых зубок, но когда через две-три минуты она застыла эластичной маской,
боль почти ушла и ссадины не кровоточили.
- Давай я помогу тебе встать.
Гудерлинк с трудом поднялся. Грудная клетка сильно ныла, но Алсвейг,
скорее всего, говорил правду: это был ушиб, а не перелом. Сам журналист
выглядел потрепанным и грязным, его щеголеватый плащ висел лохмотьями, но на
лице не читалось никакой растерянности или жалости к себе.
- Где... мы... сейчас?
- Неподалеку от Оденса. Здесь проходит служебная колея, ею пользуются
ремонтники и спасатели. Она ведет на соседнюю ветку. Если поторопимся, можем
успеть на поезд до Мюнхена. Господи! - Алсвейг на мгновение застыл, прикрыв
глаза и сосредоточившись. - Господи, сделай так, чтобы мы успели!
Гудерлинк, опершись на его плечо, равнодушно слушал. Им овладела
апатия, все происходящее казалось сном. Болезненным, неприятным и тягостным,
но все-таки сном. А самым отвратительным было то, что в возможность
пробуждения ни капли не верилось.
На первых порах Алсвейг помогал ему идти, потом писатель понял, что
руки и ноги, хоть и пострадавшие при падении, слушаются совершенно
нормально, и приятели смогли передвигаться быстрее. Тоннель, достаточно
широкий, чтобы в нем могли развернуться два грузовых кара, освещался по всей