8

Зинник воспарял в бане своего шестимерного дома. Он выглядел, как и всякий звезд — житель преображенной планеты Звезда — в центре был его сияющий, переливающийся, перламутрово-радужный, горящий загадочно-мудрым огнем центр, и по краям крона из суетящихся, почти нереальных, мерцающих щупиков. Щупики могли образовывать любые формы и плоти; сейчас они тяжелыми телесными бежевыми веревками оплели центр Зинника, превратившийся в большой радостный глаз с желтым зрачком, и источали зеленые капли, падающие на инкрустированный пол с каким-то бзделковым звоном. Хруст — и щупики закрутились вокруг центра, потом замерли, срастаясь, и стали массивной розовой волосатой тушей. Появилась вонька на краю, она проклюкала:

— Жэжжжжжь!..

Зинник выявил руку из глубины, и по ее мановению все раскололось на четыре части. В одной из них за столом сидел Зинник, другая была наполнена сизо-мазыми трубешниками, в третьей убивали, а четвертая вспыхивала зарей и гасла, становясь тьмой. Поскольку Звезда была преображенной планетой, ее жители — высшие преображенные существа Звезды — могли осуществлять всякие такие штучечки, и Зинни блаженствовал, а потом погрузился в убийственное, зёмковское отчаяние. Все состояния здесь равны, и ни одно нелучше другого, поскольку каждый здесь был запускником и вечно находился в хуре-мазде.

Зинник с наслаждением отрезал себе вонесцо, но потом принял строгий вид и решил рожать. Он понятия не имел, какой его партнер ему заделал плод, поскольку всегда соглашался на забеременение, и решил пригласить некоторых своих любовников к себе в гости, дабы устроить праздник рождения нового звезда и заодно придумать совместно лучший способ его появления в этом чудесном высшем мире. Зинник смаркнул и раскалился дожелта, вызывая своих друженьков, убрал всю эту четверню реальности, оставив только себя, а затем превратился в прозрачный белесый куб на подоконнике, издающий легкий стон и громкий хрип.

— Хонннннь!.. — раздался свыше великий трепетный животворящий глас Склаги. Склага в синем сиянии смачно сцеживал сок сна себе в специальный сосательный скрык. Он понял зов Зинника, обратился к этому времени, пробил душой потолок своего жилища, блистательно поглядев направо-налево на Звезду, возник гузненькой на джёпке, оторвал личностный шаг, бросив его на грунтик сверкающей поверхности планеты, и скакнул над кубом-Зинником, словно ангельская прыгалка.

— Ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, ви, — сказал Зинник.

— Я сру, — сказал Склага, вращая своим центром и сделав невидимыми щупики. — Ты хочешь выродить выродоченьку здре здре?

Зинник вычленил центр, изобразив сеть щупиков, которые хранили все секреты мира-мира.

— Я мечтаю о нашем плоде, помнишь как ты выржванел щепоть кунца из себя двести мильонов свет-лет отсюда, и тем самым оплодотворил мою чревовысь?

— Не уверен, — ухмыльнулся Склага, расчесываясь. Они стояли посреди огромной полированной залы, очертания которой трепетали словно солдат перед демобилизацией, и дули в широкую алмазную трубку, сжимая ее одновременно своими полугубками.

— Спасибо, что прибыл, — сункнул Зинник, свинчиваясь.

— Я любил тебя, — взмок Склага.

— Уй ли? — заострился Зинник.

— Между нашими тёлками многое наклалось, — увлажнил Склага. — Мы могли бы сейчас все это прервать и во временной дыре так наебаться, что даже ушкуйники наши втерлись бы.

— Же ше рише, же ше рише, — вывернул Зинник.

— Ты прелестен, — сказал пычок, которым стал Склага. — Но: я зрю, что хочешь ты позвать Хню? Я взревновал, я уйду под плоть.

Пычок обкружился розоватыми лежепатостями.

— Абзац! — радостно молвил Зинник. — Эй, Хня!

— Тут, — раздалось с небес, обращенных в простор горнего сияния и писания.

Хня семизубцем поразил эту гору и залу, вызвал червный огнь из зева землистой звездистости, пронесся, как силя сквозь этот скулль, шнапкнул огорченного величайшего пычка, и как шестороечка, представл перед Зинником, подпирающим свод дома своего.

— Да, сила твоего духа твоего сна, сна, твоего духа, сила молитвы к тебе тебе, твоей свлоно сон лик лик, твой дух, твои творения твари, твари, я принимаю, о, о, о, я пред тобой — открой, открой мне, Хня же…

— Спасибо.

Хня серьезно посморкался и посмотрел на мельтешение своих пальцев вокруг центра.

— Хня же, пред тобой мы, помнишь ночь любви, пиписька к пипиське?… Ты — мой партнерище, сегодня я рожу существо, похожее на наш высший свет.

— Ты хочешь его наколоть? — спросил Хня, мигая.

— Не ведаю, — выкопал Зинник. — Позову-ка еще двух своих любимцев, может, вы порвете мне плод?

— Он пойдет в учёбище, кого-нибудь полюбит, станет почти вечным, как мы. Мы, звезды, похожи на драгоценную пыль Вселенной, на налет божественности на корпусе мира.

— Да, мы — самые великие!.. — выкрикнул Зинник.

— Мы — чудо, чудо, чудо!!! — взревел Склага, перестав быть пычком.

Они втроем сочленились, срослись, стали монолитом зелено-огнистым, вобрали в себя дома и город, и вместе с народом единым ухом вдруг вздрехнули:

— Мы — зыезды!!!! Высь! Высь!

Затем все мгновенно распалось и ужалось до предыдущего состояния и расположения.

— Я понимаю, знаю, что мы более всего любим хвастать и орать о себе, — зажгурил Зинник.

— И о Звезде, — добавил Хня.

— И… Щец! Иди к нам!

— Он застыл в сто свет-лет отсюда, он любит камешки одной маленькой планеточки, он берет ее сок и душу, сосет, сосет…

— Я! — завопил Зинник.

— Мы! — укакали Склага и Хня.

Они немедленно вылетели со скоростью божественной мысли, и через галактические просторища вышли к лунке Выжапрошельгонененененененененененененененененененененене.

— Здорово, попцы, — сказал Щец. — Хочешь выродрочиться?

— Угю, — продышал Зинник.

— Это не я. Когда я лип к твоему иголищу, ты не раскрыл ушняк.

— Ну и сабага с ним, — плюхнулся Зинник.

— Давай, Щец, мы же акцы! — процецекали Хня и Склага.

Щец зашевелил своими щупиками и начал качаться туда-сюда в неоновой атмосфере сей планетки. Он скакал, словно мячишко некоего ребеночка, резинисто запрыгавший по дорожке. Затем его щупики возгорелись, и он сжегся.

— Щец уже на Звезде, — доложил радостный Хня, закрывая собой пол-неба.

— Ну и восклюзь!! — кал Зинник. — Поползем?

— У тебя? Как ты хочешь? Что ты подготовишь? Закрой зонку, чтобы была тайна.

— Сейчас мы все равны. Мы — звезды!! — выпалил искрящийся Зинник.

— Так полетели ж! Остановим время и обратимся в сплошной духовный огонь!

— Жа!

— За!

— Лукь!

— Кукь!

И они метеорно устремились во Вселенной, распушивая хвостики своих взреакторов, и соцветие любовных комет клубящимся фейерверковым шаром неслось за ними, как радостный плевок Господа.