"Джулиан Мэй. Вторжение (Галактическое Содружество-0) " - читать интересную книгу автора

принуждения.
Он пытался подковать меня ещЕ в одном распространенном виде спорта --
обольщении женского пола, - но безрезультатно. Я не мог побороть
замкнутости, какой у Дона отродясь не бывало. Желания, разбуженные притоком
мужских гормонов, бередили мне душу не меньше, чем подавляемые метафункции.
Поскольку в воскресной школе нам проповедовали греховность "нечистых
действий", я терзался угрызениями совести, когда бывал не в силах
противиться соблазну вручную разрядить сексуальное напряжение. Я нес бремя
"смертного греха", пока не осмелился исповедаться в своем грехопадении отцу
Расину. Но мой добрейший духовник оказался человеком гораздо более передовых
взглядов, нежели большинство его собратьев из католического духовенства того
времени; он все мне объяснил прямо, доходчиво и во многом облегчил мои
страдания.
- Стало быть, сестры говорят, будто подобными действиями ты навлечешь
на себя проклятие Господне? Но это не так, сын мой, ибо все мужские тела
сотворены одинаково и каждый отрок, вступающий в пору зрелости, прибегает к
упомянутым действиям. А кому они приносят вред? Никому. Разве что самому
отроку, и то лишь в том случае, ежели они становятся наваждением - как
часто бывает, когда мы отрешаемся от прочих земных утех. Помни, что твой
долг перед Господом Богом заботиться не только о душевном, но и о телесном
здравии. Иными словами, нечистые действия порой необходимы, и уж никак
нельзя причислять их к смертным грехам, поелику прегрешения твои невольны,
покуда не отягчают страданием тело и душу твою. Намного предосудительнее
обман учителей или добрых сородичей твоих, нежели естественные позывы плоти.
Отпускаю тебе содеянное тобою, помолись и ступай с миром!
Когда в 1961 году мне исполнилось шестнадцать, я чуть приоткрыл створки
своей раковины, иначе говоря, познакомился в библиотеке с тихой миловидной
девочкой по имени Мари Мадлен Фабре. Наши встречи были более чем
целомудренны. Она, как и я, обожала научную фантастику. Мы часто бродили по
берегу реки Андроскоггин, протекавшей к северу от целлюлозно-бумажной
фабрики, не замечая запаха сероводорода и любуясь зеркально-темными водами,
полыхающими осенними кленами и невысокими, но живописными горами, что
обступали нью-гемпширскую долину. Мари Мадлен научила меня наблюдать повадки
птиц. Я выбросил из головы Странного Джона и уже не реагировал на братнины
насмешки над моей сексуальной неопытностью.
Нас, детей, в доме осталось пятеро: Дон, я и младшие двоюродные --
Альбер, Жанна и Маргарита. Но в тот год на Рождество мы праздновали
воссоединение семьи Ремилардов. Родственники съехались со всего
Нью-Гемпшира, Вермонта и Мэна, включая шестерых детей дяди Луи и тети Лорен,
которые обзавелись семьями и разъехались. Старый дом на Второй улице
наполнился прежним веселым гомоном. После Всенощной мы устроили традиционный
пир: вино, кленовые леденцы, тартинки, бисквиты и пироги с начинкой из
жирной свинины. Малыши пищали и носились как оголтелые, а потом заснули на
полу среди разбросанных подарков и цветных оберток. Догорали свечи на елке,
женщины обносили всех угощением. Старые и молодые пили стакан за стаканом.
Даже хрупкая седовласая тетя Лорен слегка захмелела. Все в один голос
твердили, что нет ничего лучше, чем снова собраться под одной крышей.
Через семнадцать дней, когда рождественские украшения были убраны, мы
получили запоздалый подарок от маленького Тома из Мэна - свалились со
свинкой.