"Джулиан Мэй. Вторжение (Галактическое Содружество-0) " - читать интересную книгу автора

от сопротивления, рассудив, что "покоя не будет, пока мы не покорим весь
мир", а это займет много времени и "развратит наши души". Потому юные
мутанты направили сплоченный умственный удар на атомную электростанцию и
взорвали остров...
- Дон, прочти это, - попросил я, положив перед ним книгу.
Мысленно я развернул перед ним пугающие глубины личности героя:
холодную безнравственность, противоречившую всему, что нам проповедовали,
безысходное одиночество и пессимистический взгляд на обычных людей в
сопоставлении с всесильным суперинтеллектом.
Дон отказался: мол, у него нет времени забивать себе голову всякой
старомодной чушью (книга вышла в 1935 году, да к тому же автор --
англичанин). Я возразил, что дело не в сюжете, а в том, как писатель
изображает нам подобных. Я долго уговаривал его и в конце концов добил. Дон
корпел над романом недели две, все это время тщательно скрывая от меня свои
мысли, и в конце концов заявил:
- Мы не такие.
- Что значит - не такие? Ну да, мы не гении, нам не светит миллион
долларов на бирже, мы не способны изобрести фантастическое оружие и основать
колонию на далеком острове... Но даже то, что мы умеем, может насторожить
других людей, показаться им опасным. Я имею в виду в первую очередь не
психокинез, а принуждение. Тебе оно лучше удается, так что ты должен меня
понимать.
- Подумаешь, дело большое - обыграть ребят в хоккей или вытянуть у
дядьки несколько центов, когда он на взводе!
- А девчонки? - напомнил я.
Он только хмыкнул, сунул мне книгу и повернулся спиной.
Донни, Донни, мысленно окликнул я, подумай, если другие узнают, они
возненавидят нас так же, как Странного Джона!
А ты сделай так, чтобы они не узнали, ответил он.

Долгое время мы с братом отставали от сверстников в физическом
развитии, зато, окончив начальную школу, стали расти как на дрожжах. Дон был
гораздо красивее и здоровее меня; его горящие зеленые глаза пронзали всех
насквозь, точно лазерные лучи, - в обиходе такой взгляд называют
магнетическим, а если добавить к нему инстинктивное владение принудительной
метафункцией, то и впрямь перед ним было трудно устоять. В четырнадцать лет
Дон Ремилард прослыл неотразимым и бессердечным берлинским Казановой:
девчонки сходили по нему с ума. Я же был его бледной копией, карикатурой.
Рядом со стройной рослой фигурой брата я выглядел долговязым и нескладным. У
него были иссиня-черные вьющиеся волосы, как у известного эстрадного певца,
у меня - торчащие во все стороны патлы. От его гладкой кожи оливкового
цвета, ямочки на подбородке, тонкого орлиного профиля глаз нельзя было
отвести, а меня замучили прыщи и гайморит, к тому же разбитый на хоккее нос
неправильно сросся.
Если тела наши выросли до мужских размеров, то умы пошли ещЕ дальше.
Дона раздражали мои комплексы, моя застенчивость, мое книгочейство. В
средней школе я отлично успевал по гуманитарным дисциплинам и вполне сносно
-- по техническим. Успехи Дона в учении были скромнее, но это не уменьшало
его популярности, поскольку пробелы в знаниях он компенсировал достижениями
на хоккейных площадках и футбольных полях, показывал чудеса психокинеза и