"Владимир Максимов. Сага о носорогах " - читать интересную книгу автора

происходят вещи, куда более отвратительные, чем этот ваш пресловутый ГУЛаг.
- К примеру?
- К примеру, бесчеловечные преследования гомосексуалистов! - запальчиво
прорывается тот упрямым носом к собеседнику под одобрительные кивочки своей
эмансипированной половины. - Преступное ограничение свободы душевнобольных
происходит у всех на глазах, и общество молчит. Это чего-нибудь да стоит?
Конечно, стоит? Стоило бы также запереть тебя, взбесившийся от
переизбытка обильной жратвы господин четырехногий, в лагерь усиленного
режима, где абсолютно свободные от всякого ухода умалишенные сделали бы тебя
пассивным гомосексуалистом, с тем, чтобы ты отстаивал дорогие тебе идеалы
половой свободы с помощью собственного зада. Но пока - скачи себе дальше,
господин носорог от медицины!
И еще один экземпляр с тою же носорожьей хваткой. Неопределенного
возраста, пола и даже национальности. То ли офранцуженная русская, то ли
обрусевшая француженка. Воплощает собою полное единство формы и содержания:
всем природа обделила, как Бог черепаху. Проделала извилисто
целеустремленный путь от французской компартии до советского сыска.
Подвизается то ли секретарем, то ли соглядатаем в комитете то ли физиков, то
ли химиков, то ли зубных врачей. Комитет, впрочем, не занимается ни физикой,
ни химией, ни зубными протезами, а исключительно Правами Человека, причем в
мазохистском духе. Когда у партаймадам осторожно спрашивают об удивительных
метаморфозах ее общественной карьеры, она устремляет на любопытствующих
торжествующий взор рыбьего колера:
- Диалектика!
Интересно бы знать заранее, каким диалектическим манером сумеет
вывернуться она, когда ее наконец приведут с кольцом в ноздре в следственное
стойло, где будут разбираться дела носорогов - стукачей, бывших на подножном
корму у советского гестапо?
Теперь следующий. По миротворческой, так сказать, линии. Перековавшийся
на голубя мира ястреб холодной войны. Перековывался без отрыва от основного
производства по окончательному преобразованию европейской социал-демократии
в услужливую разновидность еврокоммунизма. Попивает. Слаб к женскому полу. С
годами становится все слезливее. От умиления обплакал пиджачные лацканы
почти у всех нынешних заплечных дел мастеров от Брежнева и Кастро до Терека
и Амина Дады включительно. Завидует: ведь как здорово устроились, никакой
тебе оппозиции, сплошная лояльность!
В ответ на просьбу принять и выслушать Буковского небрежно цедит:
- Буковский не из числа моих московских друзей.
Что правда, то правда. У него в Москве другие собеседники,
собутыльники, соратники. Те самые, которые запытали в подвалах Лубянки
русскую социал-демократию, те самые, по законам которых
социал-демократическая деятельность приравнивается у них к уголовному
преступлению, те самые, что приказывали своим германским сотоварищам
выдавать немецких социал-демократов гестапо, те самые, что стоят за спиной
восточноберлинских пограничников, стреляющих в спину его бегущим на Запад
соотечественникам. Хороши друзья, ничего не скажешь!
Было, было и это было! В семнадцатом, еще двадцать четвертого октября
незабвенный эсер[1] бесновался в своем кабинете в Зимнем: "Опасность грозит
нам только справа!". Гучков ему, видите ли, с Родзянкой грозили, а бежать
ему на другой день пришлось с ними вместе и в одном направлении. Как