"Нинель Ильинична Максименко. Ищи Колумба! " - читать интересную книгу автора

что-нибудь? Могла бы я не полюбить Матвея, не знаю...
Наконец это долгое утро кончилось. Наступил день. С минуты на минуту
должен прийти Матвей. И только теперь, когда в комнате все было убрано и
стол красиво накрыт (мама все-таки настояла на своем, и мы сделали
пельмени), когда остались считанные минуты до его прихода, меня стал
мучить страх, и я даже пожалела, что пригласила Матвея к нам домой. Это
из-за мамы. Он ведь не знал, что мама передвигается только в кресле на
больших колесах, а сама ходить не может. Матвей знал только, что у нее
что-то с ногами, поэтому она ушла с работы. А вдруг он что-нибудь скажет?
Нет, он ничего не скажет. Но, может быть, как-нибудь посмотрит. Если
только он посмеет посмотреть на маму с жалостью, я его возненавижу. Лучше
бы я его не звала...
В дверь постучали, и вошел Матвей, такой нарядный, в костюме и в
белой рубашке. В руках у него были две белые розы и коробка конфет. Я
потянулась схватить розы, но Матвей отвел мои руки слегка, посмотрел на
меня как-то даже насмешливо, подошел к маме и подарил ей розы, и поздравил
с Новым годом. А конфеты положил на край стола. Он заговорил с мамой так,
как будто знал ее тысячу лет и сто лет не видал и как будто меня даже и
нет в комнате. Я стояла растерянно, не зная, что делать. Матвей даже не
смотрел на меня. Спасла меня мама. Она перебила Матвея, слегка
дотронувшись рукой до его руки, и сказала:
- Тата, кончай хозяйственные дела и давай к столу! Фартук не забудь
снять.
Я бросилась на кухню и стащила с себя фартук, взяла хлебницу с тонко
нарезанным хлебом и подошла к столу. Все было очень красиво: соленые
помидоры, красные и желтые; в миске пельмени, густо посыпанные перцем, от
миски поднимается душистый пар; на блюде совсем крошечные маринованные
корнишоны и еще фаршированные баклажаны.
Я увидела, что Матвей смотрит на меня, и мне стало стыдно, что я так
хвастливо рассматривала стол; я, кажется, покраснела, но Матвей улыбался
сейчас совсем по-другому, чем тогда у двери. Улыбка у него была
ободряющей. Он тоже только на секундочку посмотрел на стол и так же на
секундочку прикрыл глаза, как будто бы кивнул мне. Он совсем сейчас не
смеялся надо мной, а как будто благодарил, как будто понял, что это я для
него...
Я была рада, что он не стал подкатывать к столу мамино кресло, как
это почти всегда делали другие. Мама и сама прекрасно управлялась со своим
креслом. Матвей не был чересчур приторно-вежливым, чего я тоже боялась.
И вообще все было чудесно. Мы говорили о музыке, и оказалось, что
Матвей, так же как и мы с мамой, тоже очень любит Баха. К тому же он
прекрасно разбирается в проигрывателях и в стереозвучании и посоветовал
нам с мамой купить "Эстонию", которая звучит не хуже импортного стерео и
прекрасно выявляет верхние ноты, так что даже скрипка звучит почти как в
натуре.
Потом разговор коснулся Шостаковича, и я спросила, слышал ли он
Четырнадцатую симфонию, и оказалось, что нет.
Он сказал:
- Давайте послушаем, если вы не возражаете.
Мама посмотрела на меня и спросила:
- А как же Моцарт?