"Нинель Ильинична Максименко. Ищи Колумба! " - читать интересную книгу автора

было связано с той старушкой в шляпе и с озорным парнем на овальном
портрете.
Не знаю, сама не знаю. Я оттолкнула Матвея:
- Не надо, Матвей, не здесь.
- Глупенькая, глупенькая, моя маленькая... Мы же выше всего этого.
Наше чувство, наша любовь...
Лицо Матвея стало совсем другим, как будто оно сразу похудело. Кожа
стала белой, а глаза огромными и почти черными.
- Глупенькая! Помнишь у Пушкина: "И пусть у гробового входа Младая
будет жизнь играть..."?
А я уже совсем успокоилась.
- Да, Матвей, знаю, знаю. Читала и Пушкина, и "Кола Брюньон" и знаю:
ты как человек Возрождения, наверное, а я нет.
Я не могла ему объяснить всего, что со мною происходит. Я и сама не
совсем понимала. Я вдруг почувствовала только, что как будто тот паренек -
это мой родной брат. И старушка... Мне было бы стыдно встретиться с ней
глазами. Как будто я пришла сюда не случайно с Матвеем, а пришла на могилу
брата. Не знаю, что это со мной...
Матвей ничего не стал мне говорить. Мы пошли обратно к выходу
медленно и молча. И тут Матвей обратил внимание на тот овальный портрет.
Старушки уже не было.
- Посмотри-ка, какой живой снимок. Как это не вяжется со смертью...
- Да, а смотри, он умер в тридцать восьмом году, еще до войны, еще
когда нас с тобой даже не было, а я почему-то думала, что он недавно
умер...
Мы молча вернулись домой.


* * *

Как-то, когда мы сидели с Матвеем и обрабатывали керамику, он вдруг
спросил меня:
- Скажи, а ты была на раскопках Рязанова? Нет? Ну что же ты!
Фантазиями голову забиваешь, а по-настоящему интересных вещей не знаешь.
Поедем. Посмотришь, как ведутся раскопки. Знаешь, это каторжный труд, и
вовсе никакой романтики. Жара, пыль... И еще следи, чтобы не уперли
какую-нибудь находку. А места там ну прямо для тебя! Первобытность,
дикость, как будто за тридевять земель, а на самом деле под носом у
города. И потом, я там любопытную штуку со звуком открыл и даже назвал это
"эффект Кузнецова". В одном месте звук полностью исчезает. Ну, в общем,
поедем, сама все увидишь.
И вот после работы мы сели в автобус и поехали на раскопки Рязанова.
Поселок вполне современный. Даже несколько четырехэтажных домов
стоит. Но вот последний дом, последний глиняный забор и дикая олива у
дороги. А дальше степь, а еще дальше горы. И мы идем по дороге; вокруг
сухой ковыль, фиолетовые столетники и перекати-поле. Мы взобрались на холм
и встали. Отсюда был виден весь поселок, и море и шоссе. Мимо нас с резким
посвистом пролетали ласточки так низко, что казалось, они задевают грудью
вершину холма. До нас долетали звуки поселка: внушительные голоса дикторов
уже включенных телевизоров, заглушающие их раскаты транзисторов,