"Франсуа Мориак. Матерь" - читать интересную книгу автора

преодолеть отвращение Фернана к пище, чтобы он "набрался сил". Фелисите
заставляла себя есть, подавая пример сыну. Хотя состояние ее сосудов
требовало строгих ограничений, она пичкала себя кровавыми бифштексами.
Всякий раз за столом повторялся тот же диалог:
- Ты ничего не кушаешь, дорогой.
- И ты тоже.
- Нет, я ем, видишь? Возьми еще кусочек филе.
- Возьму, если возьмешь ты.
Мученичество не всегда возвышенно. Можно отдать свою жизнь, выбрав из
всех смертей самую низменную.
Фелисите больше не выносила одиночества: в послеполуденные часы она
крутилась в кухне и уже не могла сдержаться, чтобы не откровенничать с Мари
де Ладос.
- Он терпеть ее не мог, когда она была жива. С чего бы ему теперь по
ней убиваться.
- ТГ(C), pardine![5]
- Он о ней и говорит-то только чтобы меня помучить. Напрасно я ему
показала, что порчу себе кровь.
- И то сказать, барыня, так-то оно так.
Мари де Ладос молола кофе. Но из страха опоздать хоть на секунду с
подтверждением ее боязливые собачьи глаза не отрывались от глаз хозяйки.
Покорная улыбка не сходила с ее рабского лица. И все же она ничего не
сказала, когда Фелисите добавила:
- Кто умер, тот умер. Как говорится, с глаз долой - из сердца вон.
Мари де Ладос промолчала, потому что каждое воскресенье после ранней
обедни, когда она отходила от Святого Причастия, накрыв голову своей
венчальной вуалью, в ее верном сердце оживал весь ее усопший род, начиная с
деда, которому, возможно, дали умереть с голоду, и безжалостных отца с
матерью, кончая Жуазе - малым, овладевшим ею на сеновале летним вечером
тысяча восемьсот сорок седьмого года, чьим преданным вьючным животным она
оставалась на протяжении тридцати лот, и трехлетним ребенком, которого она
потеряла. Так все, кто некогда населял убогую ферму, пробуждались в этом
сердце, полном Бога. Мари де Ладос приглашала войти даже толпу неведомых
предков, собирая их вокруг Того, кто царил в ее душе.
- Я спокойна, отсутствующие, как говорится, всегда неправы.
- И то.
Но Фелисите не добавила больше ни слова и, выпрямив плечи, покинула
кухню. Она начинала постигать, что отсутствующие, напротив, всегда правы:
они ведь не препятствуют любви. Если мы оглянем свою жизнь, выяснится, что
мы всегда бывали в разлуке с теми, кого больше всего любили: уж не потому
ли, что достаточно обожаемому существу жить вместе с нами, чтобы оно
сделалось нам менее дорого. Те, кто рядом, всегда неправы.

XII

Настала та пора года, когда несмотря на подступающие холода, еще не
решаешься разжечь первый огонь в камине, точно робеешь перед неведомыми
переменами. Поэтому Казнавы обосновывались в кухне до и после каждой
трапезы. Это сблизило мать и сына. Он уже не ограничивался равнодушными
репликами, однако каждое его слово свидетельствовало о тайной работе,