"Франсуа Мориак. Матерь" - читать интересную книгу автора

Большой витраж на лестнице грязнил лазурь. Фернан Казнав вырвал руку, в
которую вцепилась мать, твердившая:
- Слышишь, дорогой, что говорит тебе Дюлюк?
И он повторил в третий раз, точно сомнамбула:
- Я должен был взять сиделку.
Он, не глядя, протянул руку Дюлюку, потом скользнул в черную полосу,
образованную щелью приоткрытой двери, и увидел Мари де Ладос, склонившуюся
над постелью. Сев поодаль, возле круглого столика, он понял, что она кончает
заплетать в косу волосы покойницы, еще живые. От движения паровоза задрожала
вода в стакане, и поскольку г-жа Казнав и Дюлюк на площадке заговорили
громче, Фернан попытался отвлечься, вникая в их беседу. Доводилось ли ему
видеть труп? Да, тридцать семь лет назад - тело отца в той комнате на первом
этаже, которая потом стала кабинетом. Как спокойна была тогда его мать! Ему
вспоминается, что она все твердила, целуя его: "Теперь начнется новая
жизнь..."
Она входит с телеграммами в руке и бросает испытующий взгляд на
неподвижно сидящего сына. Из сада доносятся голоса: монахини из богадельни,
несколько дам, желает ли Фернан, чтобы их пригласили в дом? Он жестом
отказывает. Она берет его за руку:
- Пойдем, дорогой. Ты же знаешь себя. Не оставайся здесь: тебе станет
плохо.
Он отнял руку, даже не повернув головы. Она спустилась, чтобы
попрощаться с посетительницами, и снова поднялась. Она опять стала умолять
его, чтобы он пошел отдохнуть, прибегая к обычным доводам:
- Кому теперь польза от твоей усталости. Хороши мы будем, если ты
заболеешь...
Наконец он заговорил, не глядя на нее:
- В котором часу ты подходила к ее двери?
Она ответила, что, вероятно, часа в четыре.
- Ты сказала доктору, будто слышала, как у нее стучат зубы.
- То есть, подумавши, я сказала себе, что, возможно, этот звук оттого,
что у нее стучат зубы.
- Почему ты не зашла к ней еще раз?
- Она сказала, что у нее ничего не болит, что ее только лихорадит..."
Она отказалась даже от хинина. Я ушла совершенно успокоенная.
- Ну, не такая уж успокоенная, если ты вернулась в шесть, чтобы
посмотреть...
Она ничего не отвечает, потрясенная - не тем, что он ее допрашивает,
как судья, но тем, что в интонациях дорогого сына ей слышится страдание. Она
успокаивает себя мыслью: "Это от щепетильности..." Твердит себе: "Он не
расстроен". Но какой ужас, если это так!
Живая Матильда не вынесла бы взгляда, которым старуха окидывает ее
тело, ставшее навеки безразличным. Время торопило - необходимо было
спуститься вниз, написать адреса на извещениях о смерти, но она никак не
могла решиться оставить их наедине. Чего бы она не сделала, чтобы прервать
это свидание с глазу на глаз! И вдруг она устыдилась своего чувства. Ей
припомнилась картина в иллюстрированном издании Мишле: один из пап, приказав
вырыть из могилы своего предшественника, судит покойника, выносит ему
приговор, издевается над трупом... Осталась одна ночь, всего одна ночь до
положения во гроб; завтра свинцовый футляр сокроет это тело, и взгляд