"Франсуа Мориак. Агнец" - читать интересную книгу автора

полотенца. Он представил себе Доминику, хлопочущую возле него.
- Господи, во что вы превратили носки! Она подняла с пола ошметки
грязной шерсти.
- Не знаю, как вам и объяснить... - начал он.
- Не надо ничего объяснять. В конце концов, вы не обязаны давать мне
отчет. Я просто выброшу их на помойку.
Она снова вышла из комнаты - принести ему завтрак. Пожалуй, еще не
стоит пускать сюда Октавию. Мишель спустилась на кухню, не чувствуя никакого
отвращения к заскорузлым от крови, вконец разодранным носкам, которые несла,
чтобы "сунуть их в корзину", как говорят в Ларжюзоне. Кухарка еще не пришла,
но Октавия уже сварила кофе. Мишель собрала поднос, потом завернула носки в
старую газету и собралась было выкинуть их в помойное ведро, стоявшее под
раковиной, но вдруг передумала: "Нет, ни за что... Я просто с ума сошла... -
тут же решила она. - Это же грязные носки!" Но она все-таки сунула сверток в
карман халата и поднялась наверх.
- Какое счастье! - воскликнул Ксавье, когда Мишель с подносом вошла в
комнату. - Кофе! Нет, спасибо, масла не надо... Почему, я охотно ем масло,
но только не утром.
- Пойду оденусь и займусь Роланом, - сказала она. - Жану я скажу, что у
вас жар...
Он возразил, что у него нет температуры.
- Но могла бы и быть. Ведь вы действительно больны, так что это не
совсем ложь.
Одевшись, Мишель снова вспомнила о носках, завернутых в газету: она не
знала, куда их деть, в ее костюме не было карманов, и ей пришло в голову
закопать их в парке. Накрапывал дождик, трава была мокрая, но Мишель все же
дошла до ручья. Она примерно представляла себе, куда идти: рядом с тем
местом, где Ксавье с Роланом, сидя на корточках, разглядывали головастиков,
были заросли папоротника. Она выдернула пучок стеблей с налипшими на корнях
комьями земли, сунула в образовавшуюся ямку злополучный сверток и прикрыла
ее сверху камнем, как делала в детстве, когда хоронила старую куклу или
мертвую птицу.

X

- Что же ты не пошел с мсье Ксавье в церковь?
Мишель вошла в комнату для прислуги, соседнюю с комнатой Октавии, -
застелить кровать Ролана. Она распахнула ставни. Октябрьское солнце
ворвалось в окно вместе с запахом прелых тополиных листьев. Она удивилась,
что птичка еще не упорхнула. Над узкими плечами торчала большая
взлохмаченная голова. Нос был краснее лица и уже по-юношески выпирал, а рот
еще оставался совсем детским. Красивые темные глаза глядели в сторону.
- Вчера вечером он попросил тебя пойти вместе с ним.
- Он сказал, что это необязательно, ведь сегодня не воскресенье.
- Но ты мог бы доставить ему это удовольствие. Ведь он столько для тебя
делает.
Ролан ничем не показал, что благодарен Ксавье за его заботу.
- Ты остался в Ларжюзоне только потому, что Ксавье согласился с тобой
заниматься, - продолжала Мишель. - Короче говоря, мы поручили тебя ему: он
теперь как бы взял тебя под свою опеку... Да отвечай же, в конце концов,