"Франсуа Мориак. Агнец" - читать интересную книгу автора

в руке. Мальчик по-прежнему не отлипал от нее. Она сказала: "Вот сюда..." -
и первой вошла в комнату, где пахло плесенью. Постельного белья на кровати
не оказалось.
- Пойду принесу простыни и полотенца. Надеюсь, хоть ключ от бельевого
шкафа на месте.
Она поставила на стол подсвечник и вышла. Ксавье слышал, как мальчик
что-то шептал за дверью и смеялся. Потом их голоса и шаги заглохли. В
комнате этой, видно, уже давно никто не жил. Обои были кое-где порваны, и на
одной из занавесок темнела дыра, но в тусклом свете свечи поблескивали
медные ручки и инкрустации пузатого комода. Ксавье представил себе, что
сказала бы об этом доме его мать: "В их гостиной одна вещь уродливей другой,
но в комнатах для гостей, представьте, попадаются предметы дивной красоты!"
Он приблизился к незастеленной кровати - от матраса пахло мышами. Из
приоткрытой тумбочки тоже чем-то несло. Он подошел к окну, но не смог
раздвинуть занавески, потому что шнурок был оборван. Окно все же удалось
открыть. Ночной ветер, прорвавшись сквозь закрытые ставни, задул свечу.
Ксавье опустился на колени, уперся лбом в борт кровати красного дерева.
Невыносимое страдание вдруг пронзило его, но оно возникло не от чувства
потерянности и одиночества в этом враждебном ему доме, его источник был куда
глубже, страдание это было ему знакомо, потому что оно уже несколько раз
терзало его при совершенно конкретных обстоятельствах, которые он отлично
помнит. В чем оно заключалось? Он не мог бы этого сказать. Однако этой ночью
оно обрело лицо, даже два лица: эта девушка, этот мальчик. Особенно мальчик.
Какое впечатление произвел Ксавье на девушку? Он вздрогнул, сообразив, что
она могла о нем подумать. Она долго не возвращалась, видно, бельевой шкаф
оказался запертым... Может, она пошла укладывать Ролана? Мирбель, наверно,
все же хватится его в конце концов. Только бы кто-нибудь пришел! Его сковало
какое-то оцепенение, он был не в силах удрать от этих гнусных стен, от
запаха плесени, от этих старых матрасов, от потертого, как он теперь видел,
коврика у кровати, которого касались его колени. Словно каторжник к галере,
он был прикован к этой комнате, к этому дому. Он позвал, крикнул, но это был
немой крик, потому что губы его не разжались. И вдруг что-то отхлынуло,
словно разбилась волна этого невыносимого страдания. Он не шелохнулся.
Ночная бабочка билась о мрамор комода. Ветер надул занавески, как паруса,
потом они снова обвисли. Ночная бабочка, видно, обессилела. Рваные обои
шуршали от каждого дуновения, вот откуда это тихое потрескивание.
- С вами такое случается?
Ксавье открыл глаза. Он лежал ничком на полу, тонкая струйка слюны
стекла с его губ.
Девушка разглядывала его, склонившись над ним, как над собакой. Она
прижимала к груди две простыни. Ксавье поднялся на ноги.
- Вы что, больны, да?
Он покачал головой.
- А то с этими эпилептиками хлопот не оберешься... На меня особенно не
рассчитывайте.
Он сказал:
- Это не то, что вы думаете... - И вытер пот со лба. - Вы сами видите,
я не болен.
- Тогда что же вы тут делали? Вы знали, что я в комнате? Ну вот что, -
добавила она, вдруг резко изменив тон, - чем стоять сложа руки, помогите-ка