"Франсуа Мориак. Подросток былых времен (Роман)" - читать интересную книгу автора

мне свидание перед самым закрытием магазина; около шести часов я встречусь
с Симоном, который, как уверяла она, тоже придет к этому времени. Но она
забыла, что по четвергам, как она сама рассказывала, Симон проводит в
лавке всю вторую половину дня, приезжая из Таланса сразу же после
завтрака. Значит, я должен его подстеречь и увидеться с ним до того, как
он войдет в магазин.
Это был единственный шанс узнать, состоял ли он в заговоре с Мари или
же я сам этот заговор выдумал. Без сомнения, он попытается обмануть меня,
но я знал, что это ему не удастся. Он принадлежал к тем немногочисленным
людям, над которыми мне дана власть - власть в полном смысле слова.
Безумие писать об этом, но ведь я пишу только для Донзака, а он знает, о
чем идет речь. "Один из тех, кого ты завораживаешь..." - как он говорит.
Я узнаю все очень скоро, если удастся поговорить с Симоном где-нибудь
хоть полчаса, только не на улице. Но как встретить его наверняка? Из
Таланса он приедет трамваем, потом пешком поднимется по улице Сент-Катрин.
Я не пропущу его, если с двух часов буду караулить на углу Сент-Катрин и
Пассажа, разве только они решили, чтобы подготовить план сражения,
позавтракать сегодня вместе... Нет, обедать она может не дома, а
завтракает всегда с матерью. Она мне говорила, так у них заведено. Мать
готовит завтрак для них обеих... Значит, Симон около двух встретится с ней
в книжной лавке. Мне надо занять свой пост как можно раньше.
В половине второго я уже был у входа в Пассаж со стороны улицы
Сент-Катрин. Несмотря на толчею, труднее всего оказалось остаться
незамеченным. Сразу видно было, что я кого-то поджидаю, причем неизвестно
кого; а если молодой человек неподвижно торчит на тротуаре - это уже
приманка. Можно было бы разглядывать витрины, но тогда возникала опасность
упустить Симона. Я сгорал от желания увидеть его, однако сам запрещал себе
об этом думать из суеверного страха, сохранившегося у меня с детства, что
ничего не происходит так, как мы того ожидаем, поэтому не надо заранее
представлять себе события, как нам того хотелось бы.
Тем не менее все произошло именно так: около трех часов Симон внезапно
появился в поле моего зрения (меня он не видел), неповоротливый, как
всегда, вытянувшийся, надутый, с приобретенной еще в семинарии важной
осанкой, в твердом воротничке сомнительной чистоты, вероятно целлулоидном,
и широкополой черной шляпе - словом, учитель с головы до ног, невероятно
постаревший. Сколько же ему лет? Он на четыре года старше меня - двадцать
пять, возможно ли? Выражение "человек без возраста" подходило к нему в
буквальном смысле слова. Так старит страдание, непрерывное страдание, в
котором утопал он еще мальчиком, которое, по-видимому, захлестывает его и
сейчас.
Понял ли я это сразу, с первого же взгляда? Нет, я выдумываю, опять
выдумываю - и все же это, должно быть, правда. Мне всегда казалось, что он
тонет в какой-то обжигающей его жидкости. Но я не выдумал это лицо, словно
вырубленное из грубой породы. Не выдумал я и молодой румянец, на мгновение
окрасивший это окаменевшее лицо, едва он меня увидел, и мимолетную улыбку,
и внезапный панический страх. "Нет-нет, не сейчас, господин Ален, только
не сейчас", - заговорил он, едва я взял его за руку. Я не ошибся: он не
должен был меня видеть до нашей встречи в книжной лавке.
- Послушайте, Симон, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз...
- Нет, я обещал.