"Франсуа Мориак. Клубок змей" - читать интересную книгу автора

чем я остановился вчера. Постепенно я дойду до истоков моего неистовства.
Припомню ту роковую ночь... Но сначала надо воскресить в твоей памяти нашу
первую встречу.


В августе 1883 года я находился с матерью в Люшоне. В те времена в
"Отеле Скарона" полно было мягких кресел, диванов, пуфов, искусно
сделанных чучел пиренейских серн. А благоуханья липовых аллей в Этиньи мне
не забыть! Прошло столько лет, но когда цветут липы, мне все кажется, что
я слышу именно тот дивный запах. По утрам меня будили ослики,
постукивавшие копытцами по мостовой, позвякивание их бубенцов, щелканье
бича погонщиков. Горные ключи бежали даже по улицам. Мальчишки разносчики
выкрикивали "розанчики", "рогульки" и молочные хлебцы. Проезжали конные
проводники; я смотрел, как отправляются на прогулку кавалькады.
Весь второй этаж занимало семейство Фондодеж. Им отвели апартаменты
короля Леопольда. "Вот транжиры!" - говорила мама. Это не мешало им всегда
платить с запозданием (в Бордо они арендовали большой земельный участок
для хранения товаров, который у нас имелся близ пристани).
В гостинице мы с мамой обедали за общим столом, а вам подавали
отдельно. Я хорошо помню ваш круглый столик у окна и сидевшую за ним вашу
тучную бабушку, прикрывавшую лысую голову черной кружевной наколкой, на
которой дрожали бисерные висюльки. Мне все казалось, что старуха улыбается
мне, - это обманчивое впечатление создавалось из-за того, что у нее были
крошечные прищуренные глазки и рот до ушей, узкий, как щель. Ей
прислуживала монахиня с одутловатым желчным лицом, окаймленным белыми
лопастями туго накрахмаленного "апостольника". А как хороша была твоя
мать!.. Красавица! Всегда в черном: она носила траур по двум своим умершим
сыновьям. Я сначала влюбился не в тебя, а в нее и потихоньку ею любовался.
Меня волновали ее прекрасные обнаженные руки и шея. Она не носила никаких
драгоценностей. Я строил в своем воображении чисто стендалевскую завязку
романа и давал себе слово к вечеру обязательно заговорить с ней или сунуть
ей записку. Тебя же я почти не замечал. Я внушил себе, что в молодых
девицах нет ничего интересного. А к тому же у тебя была такая надменная,
уничтожающая манера не обращать внимания на окружающих, - ты таким
способом выражала им свое презрение.
Однажды, возвратившись из казино, я оказался свидетелем разговора между
моей матерью и мадам Фондодеж, которая говорила чересчур любезным,
вкрадчивым тоном, как полагается воспитанному человеку, не желающему
опуститься до низкого уровня своего неотесанного собеседника. Мама,
наоборот, нисколько не стеснялась и не понижала голоса: ты в моих руках,
голубушка, и я тебя прижму. В ее глазах господа Фондодежи были
просто-напросто неаккуратными плательщиками. Она по-крестьянски ценила
только землю, не доверяя торговым делам и непрочному купеческому
богатству, над которым всегда висит угроза банкротства. Я прервал ее на
середине язвительной фразы: "Конечно, я верю подписи вашего супруга, а
только, знаете ли..."
Впервые я вмешался в деловой разговор. Мадам Фондодеж получила
желательную для нее отсрочку. Впоследствии мне не раз приходила мысль, что
крестьянская смекалка моей матери ее не обманула: твое семейство стоило
мне довольно дорого, и если б я поддавался вам, твой сын, твоя дочь, муж