"Сомерсет Уильям Моэм. Записные книжки" - читать интересную книгу автора

встречах с ними. Вот когда цепкая наблюдательность Ренара сослужила ему
добрую службу. В каждом запечатленном им портрете безошибочно узнается
оригинал, и живая речь умных собеседников в его передаче не режет слух
фальшивыми интонациями. Но чтобы в полной мере оценить дневники Ренара, надо
по личным впечатлениям или рассказам современников хотя бы отчасти
представлять себе литературную жизнь Парижа на рубеже XIX-XX веков. Когда
"Дневник" был опубликован и язвительные суждения Ренара преданы гласности,
его собратья по перу впали в ярость. Рисуя картину современной литературы,
Ренар не щадил никого. Говорят, собака собаку не кусает. Однако в
литературных кругах Франции нравы совсем иные. Английские писатели,
по-моему, мало интересуются друг другом и, в отличие от французов, избегают
тесного общения. Встречаются они редко, от случая к случаю. Помню, как-то
давно один писатель сказал мне: "Я предпочитаю жить среди будущих персонажей
моих книг". Не утруждают они себя и чтением того, что пишут их коллеги.
Некий американский критик приехал в Англию с намерением взять интервью у
известных писателей о состоянии английской литературы, но отказался от своей
затеи, когда первый же романист - между прочим весьма знаменитый - признался
в беседе с ним, что не читал Киплинга. Английские писатели охотно поделятся
с вами суждениями о своих коллегах. Они скажут вам, что имярек довольно
сносен, а вот в таком-то они не находят ничего особенного, но одобрение
редко переходит у них в горячий восторг, а неприятие выразится скорее всего
в равнодушном молчании. Их не мучает зависть к чужому успеху, и, если
счастливчик не достоин выпавшей ему шумной славы, они не обрушатся на него с
бранью, а только посмеются. Я бы сказал, что английские писатели заняты
исключительно собой. Вероятно, им тоже не чуждо тщеславие, но оно
удовлетворяется признанием узкого круга ценителей их искусства. Суровая
критика не лишит их душевного покоя, и, за редким исключением, они не станут
суетиться, чтобы снискать расположение рецензентов. Они живут в свое
удовольствие и не мешают жить другим.
Во Франции совсем иная картина. Там в литературе идет борьба не на
жизнь, а на смерть, и все яростно сводят друг с другом счеты. Одна
группировка громит другую, и нужно быть всегда начеку, чтобы не угодить в
расставленную врагами западню или не получить от друга удар ножом в спину.
Это война всех против всех, и, как в некоторых видах спортивной борьбы, в
ней нет запрещенных приемов. Литературная атмосфера пропитана горечью обид,
завистью и предательством, злобой и ненавистью. Мне думается, такое
ожесточение порождается определенными причинами. Во-первых, во Франции к
литературе относятся как к делу серьезному, не то что в Англии, и книге
придают неизмеримо большее значение, чем у нас. Горячность, с какой французы
ломают копья по поводу самых отвлеченных проблем, кажется англичанам
необъяснимой - смешной; мы никак не можем отделаться от ощущения, что в
столь серьезном отношении к искусству есть нечто комическое. Кроме того, во
Франции в литературу переносятся политические и религиозные споры, и если на
ту или иную книгу обрушиваются с суровой критикой, то не по причине ее
литературных изъянов, а потому, что автор протестант, националист, коммунист
или кто-нибудь еще. Похвально, что литература играет такую роль в обществе.
Прекрасно, что писатель считает важными не только свои книги, но и
произведения своих коллег. Нельзя не отнестись с уважением к тому, что
писатели еще верят в силу слова и выступают в защиту одних книг,
благотворных для общества, и ратуют против других, которые, по их мнению,