"Анна Матвеева. Небеса" - читать интересную книгу автора


* * *

Потом Сашенька рассказывала, как Алеша зарылся лицом в ее халат и
умолял: пусть только не бросает его! Он, Алексей Лапочкин, будет любить
этого ребенка нежнее, чем собственное дитя, а Сашеньку прощает - оступилась,
с кем не бывает, все мы - люди...
Честно говоря, мне тут же захотелось позвонить в клинику неврозов
"Роща": явно спятивший Лапочкин нуждался в срочной госпитализации. Этот
порыв я озвучила в самых сдержанных тонах, но Сашенька все равно обиделась:
"Ты просто завидуешь, что меня так сильно любят! Тебя никогда никто не
любил! И не будет!" - восклицательные знаки впивались в ухо, как стрелы,
следом заколотились короткие гудки.
Меня, в самом деле, никто и никогда не любил так, как Алеша - свою
Сашеньку. Вечером безропотно выводил машину из стойла: "Сегодня у Сашеньки
первый день, ей тяжело идти пешком". И у меня тоже были "первые дни" из
месяца в месяц, но тяжесть их ровно ничего не значила... А его букеты,
величиною с дерево? Сашеньке не хватало ваз, она небрежно сваливала живую
душистую кучу в пластмассовое ведро. Все равно цветов оставалось так много,
что мы могли бы отравиться запахом, будто римские патриции; комната,
заваленная букетами, часто напоминала мне кладбище.
Наверное, Сашенька права - я вправду завидовала ей. Наша мама говорила,
что мне нужно многому научиться у сестры, научиться так же прочно стоять на
земле, не балансируя и не заваливаясь из стороны в сторону. Во всяком
случае, в тот день мама сказала слова, похожие на эти, прежде чем заснуть...
За окном шумела городская ночь, мама спала, нахмурившись, на ее
прикроватной тумбочке лежала открытая книга.
Мамочка, мамочка...
Когда она покидала Николаевск (и нас вместе с ним) ради нескончаемых
курсов и курортов, я открывала настежь створки старенького платяного шкафа и
дышала сладким воздухом ее платьев. Розовый, в выпуклых морщинах, кримплен.
Узбекский шелк с пятнами цветных пожаров. И прозрачный, невесомый крепдешин:
я растягивала ткань между пальцев, пытаясь вынюхать из мелких тряпичных пор
мамин запах, собрать его по капле, как бесценный мед.
Я тосковала без нее, как собака, и когда мама наконец возвращалась,
ходила за ней по пятам.
Маме, насколько хватает моей памяти, всегда хотелось от нас уехать
далеко и в одиночестве. Может быть, мамино одиночество в семье и стало
причиной отцовских измен, а может быть, наоборот: неверность отца гнала маму
в дорогу, и нам оставались одни только сладкие запахи в старом шкафу...
...Я взяла в руки книгу, прочла заголовок - "Космея". О цветах?
Переплет хрустнул громко, как сухарь, но мама спала крепко и улыбалась во
сне.

ГЛАВА 9. "КОСМЕЯ"

На излете восьмидесятых, когда все мои знакомые кинулись наперегонки
изучать Священное Писание, я тоже достала с антресолей дореволюционный
экземпляр с фигурно выступавшими над строкой буквами. Не знаю, откуда
взялась у нас эта книга: кажется, была всегда. Необъяснимой памятью я