"Илья Масодов. Тепло твоих рук ("Школа" #4)" - читать интересную книгу автора

выйти, как бы по делам, и дать ей разок, лучше всего по морде.

Закончив объяснение, Антонина Романовна задает классу еще одну задачу и
осторожно выходит в коридор, как охотник, выслеживающий дичь. Но в коридоре
нет никакой Марии, и Антонина Романовна идет в туалет, думая найти ее там,
умывающую опухшее после плача лицо. Однако в туалете Марии тоже нет, только
мухи бьются о грязное стекло над засохшими телами своих уже упавших в
безвременье другой жизни сородичей. Антонина Романовна злобно сжимает руки
и тихо ругается таким словом, какого от нее никто никогда не слышал. Она с
ненавистью думает о том, как нескоро ей вновь может представиться
возможность избить чью-нибудь тупую дочь.

Путь исканий Антонины Романовны изобличает в ней плохого знатока детской
психологии, потому что Мария ни за что бы не пошла в туалет на том же
этаже, где проходит урок, ведь любая ученица класса, свидетельница ее
позора, могла бы ни с того ни с сего застать ее там, а Марии теперь очень
не хотелось ни с кем встречаться, ей нужно было дождаться конца урока,
чтобы забрать свой портфель и уйти. Она и не думала даже идти на последний
урок русского языка, который был бы наполнен для нее нестерпимым стыдом,
какой Мария испытывала, например, когда Гена Пестов подстерег ее в узком
коридоре раздевалки и стал лапать, прижав к стене своим сильным тяжелым
телом, а Мария не могла даже кричать, да если бы и могла, то не стала бы от
этого самого сжигавшего ее душу стыда. Гена тогда долго не мог налапаться и
даже целовал Марию в щеку своими липкими от какой-то еды, наверное от
пирожка с повидлом, губами, а Мария молча рвалась на волю, упираясь в него
руками, и позорная дрожь окатывала ее, как брызги ледяной воды, каждое
мгновение ей казалось, что больше она не выдержит, но невыносимая
реальность длилась и длилась, как кошмар, от которого нет пробуждения.
Наконец кто-то стал спускаться по лестнице в раздевалку, и Гена оставил
Марию, нырнув в душный увешанный одеждой полумрак, а она долго еще не могла
опомниться, до самого дома чувствовала следы пальцев Гены на теле и
мучительную дрожь, словно воздух ада проникал в нее уже сейчас, на земле.

Умывшись в туалете этажом ниже, Мария прошла пустым, резко пахнущим
мастикой, коридором до ближайшего окна во двор и теперь смотрит в него,
облокотившись на подоконник, через двойное стекло. Она смотрит не наружу, а
на само окно, занозы облупившейся белой краски, под которыми видна черная,
словно сделанная из измельченной в пыль грязи, древесина рам, на мумии
павших мух, невесть как пробравшихся внутрь, в вертикальный мир,
ограниченный двумя стеклами, и так до самой смерти не понявших, что выхода
нет. Мария ни о чем не думает, но слезы иногда сами текут из ее глаз по уже
неискаженному, безразличному лицу, потому что бессмысленное существо Марии,
которое она даже не может себе определить, уже чувствует надвигающуюся из
будущего жестокую судьбу, состоящую сплошь из боли и позора. Оно не может
выразить себя словами, потому что не умеет не говорить, и только
непрекращающееся пришествие слез, рождающихся в глазах Марии, есть
воплощение его ужаса перед неминуемым.

Звенит звонок. Когда его эхо растворяется в теплых солнечных коридорах
школы, некоторое время еще царствует тишина. Потом за стенами классных