"Георгий Мартынов. 220 дней на звездолете (Научно-фантастический роман в 3 книгах "Звездоплаватели", книга 1)" - читать интересную книгу автора

КС2".
Камов переговорил с Лариным. Простившись с нами, инженер сел
в машину. Было без пятнадцати минут десять. С его отъездом
порвалась последняя наша связь с людьми.
- В путь! - сказал Камов.
Подъемная машина быстро доставила нас на площадку. Вблизи я
увидел, что корабль висит не строго вертикально, а под небольшим
углом к западу. Круглое входное отверстие звездолета было узко, и
проникнуть внутрь можно было только ползком. Первым исчез внутри
корабля Белопольский, за ним Пайчадзе. Наступила моя очередь.
С этой высоты был виден весь ракетодром. Я заметил
удалявшуюся с большой скоростью машину Ларина и помахал ей рукой.
Последнее, что я увидел, пролезая в отверстие, была красная
ракета, взвившаяся далеко на горизонте.
- Скорее! - сказал Камов. Он последовал за мной, и мы, нажав
кнопку, закрыли герметическую крышку.
- Что это за ракета? - спросил я Камова.
- Напоминание, что до старта осталось десять минут, - ответил
он. Мы очутились в верхней, вернее, передней, части корабля, в
которой помещались обсерватория и командный пункт. Помещение было
залито ярким электрическим светом.
Пайчадзе подал нам большие кожаные шлемы.
Я спросил его, зачем они.
- Чтобы поберечь уши, - ответил он. - Наденьте шлем, затяните
ремни туже и ложитесь.
Он указал на широкий тюфяк, лежавший на полу.
- Ускорение - двадцать метров. Это немного, но лучше
переносить его лежа. Оно продлится почти полчаса.
- Значит, мы ничего не увидим? - разочарованно спросил я.
- Да. Окна откроем, когда работа двигателей прекратится.
Он надел шлем и лег рядом с Белопольским. Мне ничего не
осталось, как сделать то же.
Камов, в таком же шлеме, как и мы, сел в кожаное кресло у
пульта управления, не спуская глаз с секундомера.
Это кресло, составлявшее с пультом одно целое могло вместе с
ним вращаться во всех направлениях, в зависимости от положения
корабля. Оно было нужно только при старте и будет нужно при
полетах над планетами. В пути, когда внутри звездолета исчезнет
тяжесть, надобность в нем, конечно, отпадет.
Я посмотрел на свои часы. Было без двух минут десять.
Трудно описать, что я чувствовал в эти мгновения. Это было
уже не волнение, а что-то гораздо более сильное, почти
мучительное...
Осталось полторы минуты... Одна минута...
Я мельком взглянул на лежавших рядом товарищей. У
Белопольского глаза были закрыты и лицо спокойно. Пайчадзе,
приподняв руку, смотрел на часы. Я вспомнил, что он второй раз
готовится покинуть Землю. А Камов? Он испытывает это уже в третий
раз.
Тридцать секунд... Двадцать... Десять...