"Андрей Мартьянов, Мария Кижина. Отречение от благоразумья" - читать интересную книгу автора

Высоком Средневековье, Меровингах - Каролингах, тамплиерах с их тайнами и
заговорами, похищенных красавицах, турнирах, Крестовых походах и еще чем-то
таком... зловещем и притягательном, но, увы, невозвратно исчезнувшем.
На замковой арке - глубоко выбитый герб: три лилии. В углах - паутина,
в подвалах - позабытые прежними хозяевами и перешедшие к нам бочки вина, в
библиотеке - разномастное собрание книг, от рукописных, до нынешних,
печатных. В первые же дни нашего пребывания я обнаружил на редкость хорошо
сохранившийся томик сочинений небезызвестного Бернара Ги, его знаменитую
"Practica Inquisitionis Hereticae Pravitatis" ("Практика расследования
еретических преступлений"), кою с большой помпой притащил нашему
предводителю и немеркнущему духовному светочу - герру Мюллеру, удостоившись
сдержанного одобрения. Теперь "Практика" вместе с Библией украшает большой
стол в зале трибунала, служа к вящему посрамлению врага рода человеческого и
присных его. М-да...
Итак, с весны нынешнего, 1611 года по рождеству Христову, мы обитаем в
замке Консьержери. Нас, если не считать прислугу и швейцарских
гвардейцев-охранников, пятеро - четверо братьев-доминиканцев составляющих
трибунал инквизиции, и я, делопроизводитель, нотариус, библиотекарь, в
общем, как выражается отец Алистер, "безответственный секретарь". В нашей
маленькой компании, коей доверено дело сохранения Истинной веры во Франции,
нет ни одного француза, каковое обстоятельство порой меня весьма забавляет.
Один немец, один испанец, двое шотландцев и один валлиец. "Интернациональ",
как изящно звучит наименование сего коллоквиума по-французски.
С отцом Алистером и мною благосклонный читатель уже знаком, представим
же остальных.
Председателем нунциатуры Консьержери, нашим апостолическим наставником
и руководителем Святейший престол, как упоминалось выше, соизволил назначить
Его высокопреподобие Густава Мюллера, ранее прославившегося на весь
католический мир громкими процессами над еретиками-протестантами в западных
областях Священной Римской империи - эдакого образцового седеющего тевтона с
рыжей щетиной на лице и мрачным взглядом, при виде коего хотелось немедленно
пасть на колени, признаться, покаяться и клятвенно пообещать, что впредь в
твоей головушке не заведется ни одной крамольной мысли, ныне и присно, и во
веки веков! И аминь! Так?
Позже выяснилось, что образ мышления отца Густава несколько напоминает
охотничью повадку разъяренного медведя - "дави, пока противник не запищит и
не сдастся", а более всего герр председатель трибунала обожает созерцание
тщательно и вдумчиво заполненных документов (при условии, что вести записи
их будет кто-нибудь другой, разумеется), и моя привязанность к возне со
всяческого рода бумажками оказалась тут как нельзя более к месту. В общем, с
отцом Мюллером вполне можно было иметь дело, если держаться от него на
почтительном расстоянии и воздерживаться от чрезмерного злословия в его
преподобный адрес.
(Приписка на полях: Через неделю осторожного приглядывания и вдумчивых
размышлений я напросился на приватную беседу с отцом Мюллером, в ходе
которой пришлось приоткрыть завесу тайны над кое-какими моими делишками, а
самое главное, признаться в недавнем дезертирстве с поля битвы, где
неустанно сражались полчища английских ведьм и Святая Церковь... По
окончании аудиенции мне было разрешено и далее вести не слишком
добродетельный образ жизни, не забывая при этом смотреть и слушать в оба,