"Андрей Мартьянов, Мария Кижина. Отречение от благоразумья" - читать интересную книгу автораВысоком Средневековье, Меровингах - Каролингах, тамплиерах с их тайнами и
заговорами, похищенных красавицах, турнирах, Крестовых походах и еще чем-то таком... зловещем и притягательном, но, увы, невозвратно исчезнувшем. На замковой арке - глубоко выбитый герб: три лилии. В углах - паутина, в подвалах - позабытые прежними хозяевами и перешедшие к нам бочки вина, в библиотеке - разномастное собрание книг, от рукописных, до нынешних, печатных. В первые же дни нашего пребывания я обнаружил на редкость хорошо сохранившийся томик сочинений небезызвестного Бернара Ги, его знаменитую "Practica Inquisitionis Hereticae Pravitatis" ("Практика расследования еретических преступлений"), кою с большой помпой притащил нашему предводителю и немеркнущему духовному светочу - герру Мюллеру, удостоившись сдержанного одобрения. Теперь "Практика" вместе с Библией украшает большой стол в зале трибунала, служа к вящему посрамлению врага рода человеческого и присных его. М-да... Итак, с весны нынешнего, 1611 года по рождеству Христову, мы обитаем в замке Консьержери. Нас, если не считать прислугу и швейцарских гвардейцев-охранников, пятеро - четверо братьев-доминиканцев составляющих трибунал инквизиции, и я, делопроизводитель, нотариус, библиотекарь, в общем, как выражается отец Алистер, "безответственный секретарь". В нашей маленькой компании, коей доверено дело сохранения Истинной веры во Франции, нет ни одного француза, каковое обстоятельство порой меня весьма забавляет. Один немец, один испанец, двое шотландцев и один валлиец. "Интернациональ", как изящно звучит наименование сего коллоквиума по-французски. С отцом Алистером и мною благосклонный читатель уже знаком, представим же остальных. и руководителем Святейший престол, как упоминалось выше, соизволил назначить Его высокопреподобие Густава Мюллера, ранее прославившегося на весь католический мир громкими процессами над еретиками-протестантами в западных областях Священной Римской империи - эдакого образцового седеющего тевтона с рыжей щетиной на лице и мрачным взглядом, при виде коего хотелось немедленно пасть на колени, признаться, покаяться и клятвенно пообещать, что впредь в твоей головушке не заведется ни одной крамольной мысли, ныне и присно, и во веки веков! И аминь! Так? Позже выяснилось, что образ мышления отца Густава несколько напоминает охотничью повадку разъяренного медведя - "дави, пока противник не запищит и не сдастся", а более всего герр председатель трибунала обожает созерцание тщательно и вдумчиво заполненных документов (при условии, что вести записи их будет кто-нибудь другой, разумеется), и моя привязанность к возне со всяческого рода бумажками оказалась тут как нельзя более к месту. В общем, с отцом Мюллером вполне можно было иметь дело, если держаться от него на почтительном расстоянии и воздерживаться от чрезмерного злословия в его преподобный адрес. (Приписка на полях: Через неделю осторожного приглядывания и вдумчивых размышлений я напросился на приватную беседу с отцом Мюллером, в ходе которой пришлось приоткрыть завесу тайны над кое-какими моими делишками, а самое главное, признаться в недавнем дезертирстве с поля битвы, где неустанно сражались полчища английских ведьм и Святая Церковь... По окончании аудиенции мне было разрешено и далее вести не слишком добродетельный образ жизни, не забывая при этом смотреть и слушать в оба, |
|
|