"Андрей Мартьянов. Эпоха бедствий" - читать интересную книгу автора

жизни, хотя подарок не обращал внимания ни на самого Менгу, ни на других людей.
Тогда он прибежал со срочным донесением от туменчи Цурсога, добивавшего
остатки саккарем-ской конницы, не успевшей покинуть Междуречье. Цурсог просил у
хагана подкреплений, и приказ Гурцата следовало получить немедленно. Мрачные
тургауды ни за что не хотели пропускать новоиспеченного тысячника в шатер
Гурцата, но Менгу использовал свою власть, отстранил телохранителей, стоявших у
входа в юрту, вошел, сразу пав на колени и коснувшись лбом потертой войлочной
кошмы, которую хаган не желал менять на лучшую саккаремскую парчу. Потом он
поднял глаза и увидел перед собой госпожу Илдиджинь. Самую любимую и самую
верную жену повелителя, сгинувшую в недрах Пещеры по воле ее Хозяина. Живую -
спокойные миндальные глаза, мимолетная мягкая улыбка, вечно блуждающая на ее
губах, красивое лицо не девушки, но умудренной жизнью женщины... От нее и
пахло, как от Илдиджинь, - чистым войлоком, свежим молоком и пахучей травкой,
которую женщины носят в мешочке на шее.
- Убирайся! - Менгу вздрогнул от яростного вскрика Гурцата, внезапно
появившегося за спиной призрака. Хаган был полуодет, красен и зол. - Вон,
негодяй!
- Г-господин...- заикнулся Менгу и снова склонился, прикрыв глаза, лишь бы
не видеть безмятежного лица давно погибшей жены хагана.- Цурсог прислал
свиток... Просит тумен в помощь...
- Убей его, - послышался ласковый женский голос. - Он видел меня. Он
чувствует мою сущность, а наш общий повелитель просил тебя хранить тайну.
Хаган резко выдохнул, словно сбрасывая пелену безумия, и прорычал:
- Моя жена никогда не советовала мне убивать Менгу, уходи! И ты тоже
прочь!
Тысячник, сообразив, что внезапно раскрыл тайну Подарка, а самое главное -
услышал из уст призрака слова о том, что и у хагана есть господин, похолодел и
начал отползать к пологу. Но любопытство превозмогло страх, Менгу на мгновение
поднял глаза и успел заметить, как женский силуэт исчезает, растворяясь в
кружении розовых искр. Хаган, наклонившись, поднял с кошмы нечто невидимое и
засунул в кошель, висящий на поясе штанов.
- Это не госпожа, - угрюмо, будто оправдываясь, бросил Гурцат своему
верному тысячнику. - Это лишь ее облик. Скажи кому нужно, что я приказываю
помочь туменчи Цурсогу. - Он вдруг побагровел, как закатное солнце, и резким
голосом выкрикнул: - Убирайся! Сколько можно повторять - вон!
Менгу кубарем выкатился из юрты, провожаемый бесстрастными взглядами
тургаудов и холодными глазами Берикея, тоже стоявшего на страже рядом с круглой
войлочной палаткой.
"Заоблачные, просветите мой разум! - Не ощущая своих ног, тысячник шагал к
юртам, где жили туменчи, командовавшие самыми крупными отрядами войска.-
Неужели... Неужели хаган спит с призраком своей жены? Теперь понятно, откуда он
знает все и про всех. Подарок может становиться чем угодно по его желанию..."
Менгу многое знал, но молчал. Молчал и сейчас, на рассвете прохладного дня
окончания лета, когда отряд хагана двигался в глубину опустевшего Халисуна, -
жители закатного берега Урмии бежали к Дангарскому полуострову и прибрежным
городам халисунских джайдов, бросив созревшие поля, бросив дома и отпустив
скотину, которую не сумели угнать с собой, на вольный выпас. Менгу знал -
недаром его прадед был шаманом, а бабка со стороны матери - самой почитаемой
колдуньей кюрийена Байшинт. Молодой тысячник не умел говорить с богами и не
владел никакими тайнами колдунов - не мог даже волшебным способом подозвать к