"Михаил Март. В чужом ряду Этап первый Чертова дюжина" - читать интересную книгу автора

так им и оставался.

Стол в доме был накрыт, медведь сидел в клетке, японец стоял у порога
по стойке смирно. На длинном узком столе графины с самогонкой, тарелки,
закуски и дымящиеся чугунки с картошкой. В плошке японца горкой возвышался
рис, а рядом стояла узкая хрустальная рюмочка: он так и не смог привыкнуть к
обжигающей огненной пятидесятиградусной русской отраве. У генерала
наблюдался другой натюрморт. Салатница из кузнецовского фарфора служила
хозяину тарелкой. В ней Белограй смешивал отварную картошку с резанным
кольцами репчатым луком, селедкой и солеными груздями, поливал сверху
подсолнечным маслом. Хлеб в доме не резался, а ломался руками. Тем не менее
самогонка наливалась в хрустальный штоф и пил генерал ее из фужера. О
слабости Белограя к красивой посуде было известно, посылки с хрусталем,
фарфором и столовым серебром присылали со всего Дальнего Востока. Но то, как
он использовал дорогие подарки, мало кто знал. К тому же хозяин терпеть не
мог скатерти - изящные тарелки и сверкающий хрусталь выставлялись на грубые
сучковатые доски.
- Садись, Тагато. Приступим к трапезе, помолясь.
Генерал снял кожаное пальто и бросил его на скамью. Хорошо протопленная
изба со своеобразным уютом позволяла забыть о мерзопакостной погоде за
окном.
Начинали есть молча. Пока Василий Кузьмич не разогреет кровь двумя
фужерами самопальной травиловки, от него слова не услышишь. Потом язык
развязывался, и он начинал философствовать и спорить. Спорить он любил. Тема
не имела значения, важно было самоутвердиться. С подчиненными не поспоришь,
те со всем сказанным всегда согласны. Выход нашелся в лице военнопленного
японского милитариста Тагато Тосиро. Русский он знал в совершенстве, даже
жаргон и мат понимал. Умен, смел, деликатен и, что важно, умел отстаивать
свои позиции. Тосиро, как и его соплеменники, не боялся смерти. Плен - самый
страшный позор, хуже не придумаешь. Смерть на поле брани - великий почет.
Тысячи японских пленных вспороли себе брюхо, покупая у зеков за дневную
пайку огромные заточенные строительные гвозди - самое портативное оружие
сучьей войны. Тосиро был всего лишь военным переводчиком, он своей вины за
крах так и не созданной Великой Восточно-Азиатской империи не ощущал.
Умереть легко. Остаться живым труднее, а выжить и вернуться на родину почти
невозможно, но пока есть хоть капля надежды, Тагато Тосиро обязан жить.
Мертвым он никому не нужен.
Генерал вытер рот рукой, достал трубку, кисет с махрой и с блаженной
улыбкой закурил. У\ыбка на лице Белограя - такая же редкость, как яркое
солнце над Колымой. Откинувшись на спинку кресла, он долго разглядывал
японца и наконец заговорил:
- Вот так, Тагато, рушится капитализм!
Этой непонятной фразой была задана тема сегодняшней дискуссии. Японцу
оставалось уловить мотив и вступить в полемику с непременного отрицания.
Началась игра в пинг-понг. Каждую подачу надо отбивать, каждую свечу гасить.
- Никаких особых разрушений я не вижу, - тут же ответил Тосиро.
- Видишь. Признаться в этом не хочешь. Китай провозгласили Народной
республикой. Джу Дэ выгнал националистов с материкового Китая и самопальный
генералиссимус Чан Кайши со своими войсками и гоминдановским правительством
убрался на остров Фармоза[7], где и будет раздавлен Мао Цзэдуном и Чжоу