"Найо Марш. Занавес опускается ("Родерик Аллейн")" - читать интересную книгу автораи, наблюдая за ней, подумал: "Ну вот, теперь она опять смутилась. Нам нужно
заново привыкать друг к другу". По складу ума Родерик был придирчивый аналитик. Все свои мысли, даже такие, от которых другой бы предпочел отмахнуться, он подвергал тщательному, исчерпывающему разбору. Дорога домой была долгой, и в пути он часто спрашивал себя, а что, если годы разлуки воздвигли между ним и Агатой прозрачную стену и в глазах друг друга они не прочтут любви? Как ни странно, эти опасения возникали у него в те минуты, когда он тосковал по Агате и хотел ее особенно остро. А потом, в порту, едва она, еще не видя его, шагнула вперед, все его существо пронизало такой жаркой волной, что он не думал уже ни о чем. И лишь когда - пока всего один раз - уловил в ее взгляде то, очень интимное, что знал только он, твердо понял: его любовь не прошла. Но радость, которую он испытывал сейчас, видя ее перед собой в этой до странного знакомой комнате, еще должна была пройти проверку на прочность. Совпадают ли их мысли? Может ли он быть в ней уверен так же, как в себе? Пока его не было, ее жизнь во многом изменилась. О ее новых коллегах и знакомых он не знал почти ничего - она писала о них скупо. Но, похоже, сейчас он узнает больше. - Садись ближе и рассказывай, - сказал Родерик. Агата передвинулась на прежнее место, прислонилась к креслу, и он, чуть успокоившись, так ею залюбовался, что пропустил начало рассказа. Но выработанная годами, въевшаяся в кровь привычка тщательно выслушивать показания взяла верх. И сага об Анкретоне завладела его вниманием. Вначале Агата рассказывала несмело, но, видя его интерес, ободрилась. Постепенно она вошла во вкус и даже достала альбом с рисунками, которые головами, Родерик хмыкнул. - Помнишь, когда-то была игра "Счастливые семьи"? - сказал он. - В нее играли специальными картами. Эти портреты прямо с тех карт. Она согласилась и заметила, что в Анкредах тоже есть что-то неправдоподобное. Описав их чудачества и манеры, она стала подробно рассказывать о проделках с красками и прочих нелепых шутках. Родерик слушал с растущим беспокойством. - Подожди-ка, - прервал он ее. - Эта чертова девчонка под конец все-таки испортила твою картину или нет? - Да нет же! И чертова девчонка ни в чем не виновата. Вот, слушай... Чуть посмеиваясь над ее дедуктивным методом, он слушал. - Вообще-то, знаешь ли, вполне можно допустить, что она это слово пишет и так и этак: когда "дедышка", а когда "дедушка", хотя, конечно, наблюдение интересное. - Важнее всего другое - то, как она держалась. Я совершенно уверена, что это не ее работа. Да, я понимаю, за ней числится множество проказ такого рода... Нет, подожди, пока я дойду до конца... Перестань приставать к свидетелю. - А почему бы и нет? - Родерик наклонился к ней, и минуты две в комнате была полная тишина. - Итак, продолжаю, - сказала Агата, и на этот раз он дал ей договорить до конца. История была необычная. Интересно, понимает ли она сама, насколько необычно все, что она рассказала? |
|
|