"Найо Марш. Занавес опускается ("Родерик Аллейн")" - читать интересную книгу автора

По дороге в ванную она споткнулась о поставленный на лестничной
площадке таз. В него одна за другой падали капли, сочившиеся сквозь ветхую
заплату на крыше. Дождь шел весь день. В три часа так потемнело, что
работать в театре стало невозможно, но Агата успела захватить все утро и
теперь, в последний раз прикоснувшись кистью к холсту, отошла от мольберта и
села. Она испытывала то странное ощущение пустоты, которое приходит к
художнику, когда картина окончена. Труд был завершен. И в ее сознании
образовался вакуум. Но так продолжалось недолго: работа перестала подчинять
себе ее мысли и, освободившись от этого гнета, Агата сейчас думала только о
скорой встрече с мужем. "Через день я смогу сказать: завтра!" Анкреды с их
интригами потеряли для нее реальность. Они словно превратились в двухмерные
картонные фигурки, суетящиеся на фоне аляповатых декораций. Этот перелом в
восприятии повлиял на ее воспоминания о двух последних днях в Анкретоне,
окрасил их в особый цвет, размыл их четкость и придал фантастический оттенок
самым заурядным эпизодам, так что, когда вскоре потребовалось детально
восстановить ход событий, она не могла доверять своей памяти полностью.
Ей предстояло вспомнить, что весь тот день сэр Генри, никем не видимый,
провел в своих покоях, набираясь сил перед торжественным ужином; что в
огромном доме царило нервное ожидание; что подарки для сэра Генри были
выставлены в библиотеке, темной необитаемой комнате в восточном крыле, и что
Анкреды часто совершали туда паломничество, разглядывая дары друг друга с
исключительной предвзятостью. Агата тоже подготовилась к юбилею: набросав
живой и забавный портрет Панталоши, она оправила рисунок в рамку и поставила
среди других подарков, хотя подозревала, что в связи с постигшей Панталошу
немилостью такой поступок могут счесть вопиющей бестактностью. Набросок был
искренне одобрен самой Панталошей и ее матерью, а из остальных Анкредов на
него обратил внимание только Седрик - он ошибочно усмотрел в нем ехидный
отзыв о характере своей кузины.
Впоследствии Агата вспоминала, как, перебрав привезенные с собой
вечерние платья, подумала, что для такого великого торжества все они слишком
невзрачны. Она вспоминала, как с приближением вечера праздничное настроение
в доме усиливалось; как, не зная отдыха, деловито суетились Баркер и его
свита престарелых горничных. Но еще чаще, все с тем же недоверием к
собственной памяти, она вспоминала пропитывавшее дом предвкушение
кульминации, ощущение, что надвигается развязка. Тогда она думала: "Это
потому, что приезжает Рори. Потому, что я одним махом справилась с большой,
напряженной работой". Позже, когда она оглядывалась назад, эти ответы
представлялись ей неубедительными, и она робко спрашивала себя, а не могло
ли Зло, вселившись в мысли одного человека, излучать токи, наполнявшие
тревогой целый дом?
Агата вычистила палитру, захлопнула ящик с изрядно похудевшими тюбиками
и в последний раз промыла кисти. Портрет был установлен на сцене, его
обрамляли малиновые бархатные шторы, убивавшие все впечатление. "Хорошо
хоть, сейчас не весна, - подумала Агата, - а то бы они понавешали на него
цветов". Спереди картину скрывал от зрителей легкий занавес - окутанный
темнотой портрет дожидался вечерней торжественной церемонии. Полюбоваться им
она сейчас не могла. Прогулка в такой ливень тоже исключалась. Не зная, чем
заняться, Агата не находила себе места. Ужин назначили на девять, и ей надо
было как-то заполнить целых три часа. Прихватив с собой книгу, она бродила
из комнаты в комнату, но, куда бы ни зашла, всюду натыкалась на Анкредов: