"Найо Марш. Занавес опускается ("Родерик Аллейн")" - читать интересную книгу автора

менестрелей, порхая, спускалось нечто белое и воздушное. Продвижение
призрака сопровождалось каким-то прищебетыванием и подчирикиванием. Когда
Соня просеменила на середину зала, Агата увидела, что она облачена в
одеяние, которое даже во втором акте музыкального бурлеска сразило бы
зрителей наповал. Наверно, выражение "появиться в неглиже" подразумевает
именно такой туалет, подумалось Агате.
- Ой, умру - не встану! - пропищала мисс Оринкорт. - Только посмотрите,
кто к нам приехал! Седди! - Она протянула Седрику обе руки.
- Ты ослепительно выглядишь, Соня! - воскликнул он и взял ее руки в
свои. - Откуда это роскошное платье?
- Да что ты, лапочка, ему уже сто лет. Ой, простите, - изогнув стан,
мисс Оринкорт поглядела на Агату. - Я вас не увидела.
Миллеман холодно представила ее Агате. Фенелла и Поль встали с софы, и
мисс Оринкорт плюхнулась на их место. Раскинув руки в стороны, она быстро
зашевелила пальцами.
- Скорей! Скорей! Скорей! - закричала она по-детски капризно. - Соня
хосет люмоську!
Ее светлые, почти белые волосы челкой закрывали лоб, а сзади падали на
плечи волной шелковистых нитей. "Будто водоросли в аквариуме", - подумала
Агата. Глаза у нее были круглые, как блюдца, с загнутыми черными ресницами.
Когда она улыбалась, пухлая верхняя губка плоско натягивалась, уголки рта
заворачивались книзу, и две тонкие черточки, намечая борозды будущих морщин,
устремлялись к подбородку. Кожа у нее была белая и упругая, как лепестки
камелии. Соня поражала своей внешностью, и, глядя на эту молодую женщину,
Агата почувствовала себя заурядной дурнушкой. "Вот кого бы писать
обнаженной, - подумала она. - Интересно, не была ли Соня прежде натурщицей?
Такое впечатление, что была".
Мисс Оринкорт и Седрик меж тем углубились в неправдоподобно оживленный
разговор о какой-то ерунде. Фенелла и Поль отошли подальше, и Агата осталась
в обществе Миллеман, которая принялась рассказывать, как трудно вести
хозяйство в большом доме. На коленях у Миллеман лежал широченный кусок
ткани: не отрываясь от беседы, она вышивала на нем орнамент, повергший Агату
в оцепенение своей чудовищной цветовой гаммой и вульгарностью линий. Похожие
на червяков загогулины, подчиняясь прихотливой фантазии Миллеман,
переплетались и душили друг друга. На ткани не было оставлено ни одного
свободного места, и ни один узор не был доведен до логического конца. Время
от времени Миллеман замолкала и с довольным видом разглядывала свое
произведение.
- Мне еще повезло, - монотонно говорила она. - У меня и кухарка есть, и
пять горничных, и Баркер. Но все они старики, и многие попали в Анкретон из
других домов, от наших родственников. Моя золовка Полина (та, которая миссис
Кентиш) во время эвакуации бросила свой дом и недавно переехала к нам вместе
с двумя горничными. Дездемона - то же самое: в основном живет теперь в
Анкретоне. И перевезла сюда свою старую няньку. А Баркер и остальные служат
у нас с самого начала. Но все равно трудно, даже сейчас, когда западное
крыло отдали под школу. В прежние времена было, конечно, другое дело, -
добавила она с оттенком самодовольства. - Слуг в доме было хоть отбавляй.
- А они между собой ладят? - рассеянно спросила Агата. Она наблюдала за
Седриком и мисс Оринкорт. Видимо, уже определив тактику, Седрик твердо решил
обворожить Соню, и на софе шел бойкий, хотя и стопроцентно искусственный,