"Алан Маршалл. В сердце моем" - читать интересную книгу автора

овладевавшее мной по утрам дурное настроение. Моя кровать стояла под окном,
и мое пение было слышно в других спальнях.
Однажды утром, когда я напевал таким образом, из окна комнаты мистера
Фелкона послышался грозный окрик.
- Сию же минуту замолчи, болван! - бушевал Фелкон. - Как ты смеешь
будить меня своим кошачьим визгом? У тебя голос как пила. Замолчи сейчас же,
или я с тобой разделаюсь, черт возьми!
В первый момент я растерялся - до такой степени фантастическим,
невозможным показался мне этот поток брани... Чьи бы то ни было
оскорбительные выходки действовали на меня парализующе, и мне требовалось
время, чтобы приспособиться к перемене в отношениях, которые я считал
установившимися. Смысл брошенного оскорбления доходил до меня не сразу,
возмущение нарастало медленно, как бы неохотно, и когда я наконец осознавал,
что же, собственно, произошло, было уже слишком поздно предпринимать
что-либо в свою защиту. Так случилось и теперь. Я неподвижно сидел на краю
кровати с брюками в руках и пытался собраться с мыслями.
Меня оскорбили. И сделал это человек, которого я презирал. Надо было
немедленно отомстить, отругать его как следует, пригрозить силой, обрушить
на него всю свою ярость, заставить съежиться от страха в своей комнате. Я
поспешно натянул брюки и высунул голову в окно.
- Молчать! - крикнул я голосом, который - я надеялся - не уступал по
силе и неистовству голосу Фелкона.
Но немного погодя, уже заканчивая свой туалет, я решил, что кричал
чересчур пронзительно, с натугой в голосе. Далеко до Фелкона, очень далеко.
Если нечто подобное повторится - нужно будет кричать не так громко, но так
подобрать слова, чтобы все сразу поняли, какой он отъявленный негодяй.
Утешившись этой мыслью, я вышел к завтраку; когда я принялся за свое
яйцо всмятку, взволнованная миссис Блумфилд наклонилась надо мной и стала
просить меня забыть этот инцидент, но ни в коем случае не петь больше по
утрам.
Я решил обсудить этот случай с инженером, но он так и не вышел
завтракать. Миссис Блумфилд сказала, что он выехал накануне вечером и что
она подыскивает в качестве жильца нового джентльмена.
Черт бы побрал всех этих джентльменов, подумал я с раздражением,
полагая, что инженер мог бы по меньшей мере предупредить меня о своем
отъезде. Я был уверен, что он выехал из-за Фелкона; поругав его сообща,
можно было, по крайней мере, отвести душу.
Я принял решение подыскать другой пансион, но неделя шла за неделей, и
все оставалось по-старому. Случилось, однако, так, что мне пришлось выехать
без промедления.
Я повязывал галстук перед стоявшим на комоде зеркалом. Было около
восьми; в этот вечер я собирался на собрание Ассоциации коренных
австралийцев, где должен был выступить в прениях.
В пансионе все было тихо. Никого из жильцов не было, и мне казалось,
что я остался дома один. Мне и в голову не приходило, что миссис Блумфилд
находится в кухне, но неожиданно дверь отворилась, и она вошла ко мне в
комнату.
Она что-то сказала, я не разобрал что именно. Но мне послышался в ее
словах какой-то грязный намек. Она сделала шаг и подняла руки, чтобы обнять
меня. Я отпрянул от нее, вцепился в костыли и в два прыжка оказался у двери.