"Фредерик Марриет. Приключения Ардента Троутона " - читать интересную книгу автора

испанских сеньорит? Это - что-то такое, чему я не умею найти и названия.
Говорят, что пляска есть поэзия движения; поступь испанки - еще прелестнее,
еще очаровательнее.
Впрочем, я занимался не одними женщинами: праздные взоры мои с
любопытством блуждали и по пестрой толпе мужчин. Одежда их гораздо
разнообразнее женской. Высокий и плечистый каталонец носит белый колпак с
закинутой на затылок верхушкой и широкие панталоны, стянутые красным поясом,
за которым торчит кучильо, или кинжал, вещь столь же необходимая для каждого
мужчины в Испании, сколь веер для женщины. В таком живописном наряде
каталонец ходит гордо, смело, воинственно, не обращая большого внимания на
людей, которые его окружают. Андалузец меньше его ростом, но зато лучше
сложен: густые черные бакенбарды его показывают мавританское происхождение;
он очень заботлив в своей одежде: все на нем чисто и аккуратно; вы не
отыщете ни малейшего пятнышка на его высокой шляпе, коротенькой куртке и
узорчатых панталонах, которые так плотно сидят на ногах, что кажутся
татуированной кожей.
Первобытная простота костюма поселян из Валенсии представляет резкую
противоположность затейливым нарядам каталонца и андалузца. Санкюлот в
полном смысле, валенсийский крестьянин носит один лоскуток толстого белого
холста, который обвернут у него по поясу и спускается не ниже колен,
оставляя наружу загорелые икры и широкие ступни в грубых сандалиях. На
голове его тоже белый колпак, как у каталонца, но без всяких украшений и без
висячей верхушки. В этой скудной одежде валенсийский поселянин ходит себе,
не краснея, между богатыми нарядами франтов, прелестными лицами дам,
блестящими мундирами военных. Разнообразие сцены дополняется широкополыми
шляпами особ духовного звания, темными рясами кармелитов, зелеными рясами
корделиеров и розовыми капюшонами улыбающихся бенедиктинок. Все эти монахи и
монашенки просят подаяния; за ними и перед ними бегают толпы оборванных
нищих; они нагло останавливают каждого встречного, кричат и не отстают от
вас до тех пор, пока не получат милостыни.
Однажды поутру я зашел в церковь Нуестра-Сеньора-де-ла Map - "Морской
Божьей Матери". Это случилось в день церемонии, ежегодно отправляемой теми
испанскими моряками, которые подвергались какой-нибудь опасности, но
благополучно из нее вышли. Посмотрев на достопримечательности храма, я хотел
уже идти вон, как вдруг одна из боковых дверей растворилась и вышла
процессия. Впереди несли множество золотых, серебряных и деревянных
изваяний, представляющих разных святых, шитые золотом хоругви с шелковыми
кистями, золотые и серебряные ковчеги, в которых хранятся мощи; потом шли
священники с горящими свечами, епископы в великолепном облачении,
прислужники с дымящимися кадильцами и, наконец, десятка три матросов,
которые желали положить свою жертву на алтарь Божьей Матери. В их
наружности, в чертах лиц господствовало обыкновенное суровое выражение,
свойственное ремеслу моряка; но ни у одного глаза не были сухи: все эти люди
спаслись от смерти, и все они были проникнуты глубокой благодарностью к
провидению. Приношения их состояли в восковых свечах, в золотых или
серебряных монетах. Они клали это на большое восьмиугольное блюдо, которое
держали восемь священников в белом, как снег, облачении. Я думал, что тем
все и кончится, но вышло напротив: этот роковой день имел пагубное влияние
на судьбу мою.
Вдруг волшебные звуки органа потрясли готические своды церкви, и почти