"Анатолий Маркуша. Большие неприятности" - читать интересную книгу автора

мало, а побежденных много?..
Но сам-то я знал: кто рассуждал о силе воли, кто размахивал руками? Кто
иронизировал над Форту натовым? Кстати, Фортунатов-то как раз дошел! Мне
всегда трудно признавать заслуги несимпатич ных мне людей. И понимаю -
объективность, про стая честность того требуют, а душа сопротивляет ся. Но
надо! Ради истины, ради справедливости...

Мы дрались, кажется, третий час подряд. Спину ломило, глаза отказывали,
а Носов все тянул и тянул на вертикаль, и я терял его время от времени из
поля зрения, потому что в глазах вспыхивало черное солнце. Ни о каких
фашистах я давно уже не думал: не потерять бы ведущего, не отстать. А Носов
как взбеленился, будто он только и старался оторваться от меня...
Ведомого на войне, не знаю уж с чьей легкой руки, окрестили щитом
героя. Мне не особенно нравилось это название, но куда денешься - глас
народа!..
Мы дрались, кажется, пятый час подряд, когда Носов, вцепившись в хвост
"фоккера", пошел к земле. Я - следом... Успел подумать: "Не вытянет ...
высоты не хватит"... И услышал придушенный голос Носова:
- Тянем... в горизонт... Резво.
"Фоккер" тоже тянул и тоже резво, но осадка у него была больше, и ему
высоты не хватило - вре зался в болото. Носов знал, что делал!
Мы сели через сорок семь минут после взлета.
Горючего оставалось маловато, и Носов, хватанув шлемофон оземь, ругал
меня:
- У меня с часов стрелка слетела... А ты - сле пой? Больной? Глупый? Не
мог сказать: кончай свалку?! Время? Голова где? Не понимаешь?
- Ведомый - щит героя, - сказал я и выдал ту по-подобострастное
выражение.
- По Сеньке - шапка, по герою, видать, - ду рак, - огрызнулся Носов. И
ушел со стоянки.
Я сел в траву и никак не мог прийти в себя. А тут оружейник пристал:
- Почему не стреляли, командир? - Ясно: он беспокоился за исправность
пушек. Но я этого не оценил, не мог: во мне все еще дрожало - и я взъярился.
- Почему-почему? Куда стрелять, в кого? Зачем? Что ты понимаешь?
Стрелять! Не видел ты черного солнца в глазах... И не лезь с дурацкими
вопросами... Стрелять!
Справедливость, увы, это не дважды два. Дважды два - всегда четыре, а
справедливость многолика. И нет ничего труднее, чем быть справедливым в
чужих глазах.
Я уже говорил: всю жизнь, но особенно в детстве, меня ругали. Иногда
гневно, иногда так... для порядка, чаще - за дело, реже - зря. И не мог я
никак привыкнуть, приспособиться к "законному" порядку вещей: допустим, мне
объясняют: разгова ривать во время урока с соседом по парте стыдно, плохо...
и так далее, а я должен хлопать глазами, соглашаться, обещать исправиться и
никогда боль ше не повторять...
У меня так не получалось.
Прав, не прав, я лез оправдываться, доказывать свое и чаще всего
схлопатывал дополнительное вливание.
Кто много говорит о любви к самокритике или уверяет, что жить не может
без принципиальной товарищеской взыскательной критики, врет. Нор мальный