"Анатолий Маркуша. Большие неприятности" - читать интересную книгу автора

- Как? - спросил я. Домашний вариант пока зался мне более желательным,
хоть я и предпочел не уточнять почему.
Сашка наморщил лоб, пошевелил пальцами, он соображал, и выкрикнул:
- Пожалуйста! Начинаем трехдневную голодов ку, а? Ни крошки в рот, пьем
только воду: утром стакан, днем стакан, вечером стакан... Дума ешь - легко?
- Не знаю, - сказал я, - не пробовал. А роди тели? Не дадут, заведутся:
заболеешь, помрешь, вредно...
- А камуфляж?
- Это что?
- Маскировка!
В первый день я встал как обычно. Без сожале ния смахнул завтрак в
помойное ведро, прикрыл газеткой. Вылил молоко в раковину. И, гордый
сознанием: вот, отважился, не дрогнул, - помчался в школу. Входя в класс,
заговорщически перегля нулся с Бесюгиным и понял: Саня тоже явил ся натощак
и переживает примерно те же чувства, что и я...
Уроки прокручивались обычно - ни шатко, ни валко, но после большой
перемены в голове появи лась непривычная легкость, а под ложечкой - про
тивное сосание. Мне случалось и прежде испыты вать голод, но раньше я знал:
надо дойти до дому, схватить кусок булки, хлебнуть из носика завароч ного
чайника глоток горьковатого, вяжущего рот настоя, и голод как рукой снимет.
А тут...
Я начал подсчитывать, сколько прошло часов со времени последнего приема
пищи и сколько еще осталось ожидать. Трое суток - семьдесят два часа. Если
перевести на уроки, - девяносто шесть с хво стиком... Кошмар!
Подошла Наташка, протянула конфету:
- Хочешь? "Каракум"...
- А иди ты со своим "Каракумом", - рявкнул я, решив, что Наташка
нарочно меня заводит, хотя откуда бы ей знать о нашем с Бесюгиным уговоре. У
Наташки по-кошачьи сощурились глаза, она про тивно поиграла бровями и молча
попятилась.
Из школы я возвращался в гордом одиночестве.
Живот неистовствовал - эстрадный оркестр вы ступал! Звучало форто! И
все мысли постыдно вертелись вокруг хлеба. Именно хлеба. Мне виделся
обыкновенный ржаной кирпичик с черной блестя щей, чуть пригоревшей
корочкой... А когда от булочной повеяло теплой волной свежевыпеченной сдобы,
я едва не захлебнулся слюной. Заданные на дом уроки противоестественно пахли
супом и никак не оседали в памяти. Я тупо перечитывал страничку за
страничкой, а сам прикидывал: так сколько еще осталось голодать?.. Выходило,
много!
Пришла с работы мама, как всегда, спросила:
- Обед понравился? - Мне оставляли обед за окном.
- Прекрасный! - сказал я. - Особенно первое.
Вероятно, в моем голосе прозвучали какие-то неестественные нотки,
потому что мама подозри тельно прищурилась, но ничего не сказала.
Перед ужином я выкатился из дому. Чтобы... ну, сами понимаете, каково
нюхать кухонный аромат, если у тебя целых, целых... двадцать часов маковой
росинки во рту не было?
Двадцать! Много!
А как же еще пятьдесят два часа, что остались, протерпеть?
Во дворе мне пришло в голову отломить и погрызть веточку акации. Сперва